Рабыня. Часть 4

курчавыми, «негритянскими» волосами лобок и презрительно скривила губы.

— Почему ты не бреешь манду, шлюха?

— Так... — неопределённо пожала я плечами, ожидая какого-нибудь подвоха в её вопросе, и внутренне напряглась. Натали могла ударить по любому поводу, а то и вообще без всякого повода, просто, чтобы размять затёкшую руку. — Лобок обычно бреют перед родами, или когда подхватывают нехорошую болезнь...

— Мандавошки? — подсказала Натали, разглядывая моё голое, белое тело и соблазнительно чёрный лобок.

— Да.

— А вдруг ты, сучка, подхватила мандавошек от кобеля, который тебя ебал на Викиной даче? — спросила Натали.

— Не знаю. Пока ничего нет. Во всяком случае — не чувствую, — со страхом пролепетала я, думая, что всё может быть...

Кристина услышала наш разговор. Приказала Ольге:

— Встань, маленькая мандавошка, и побрей пизду своей мамаши!

— Чем? — послышался плаксивый, испуганный голосок Ольги.

Я улучшила момент, когда Натали отвлеклась, прикуривая сигарету, и быстро обернулась к дочери.

— Тем же, чем бреешь себе! Станком «Джилетт», — взвизгнула от ярости Кристина, нависшая над моей девочкой, всё так же распростёртой на полу, схватила её за волосы и, резко приподняв, поставила на колени. Не примеряясь, отвесила ей по обеим впалым щекам несколько сильных, звонких оплеух. Голова Ольги под ударами резко мотнулась то в одну, то в другую сторону, щёки моментально загорелись ярким помидорным румянцем. Девочка снова, давясь слезами, по-звериному завыла в голос, умоляюще уставилась в безжалостные, ледяные глаза садистки.

— Кристи, не бей больше, не надо!... Но я, правда, не брею киску, потому что у меня ничего ещё не растёт! — вся в слезах, робко закрываясь руками, взмолилась парализованная животным ужасом Ольга.

— Бегом смоталась на кухню и попросила «Джилетт» у соседей! — заорала Кристина, вновь замахиваясь на Ольгу.

— Но у них ни у кого нет такой дорогой бритвы, — затравленно вскрикнула голая, стоявшая на коленях перед Кристиной, девочка.

— Тогда принеси любую, — какая есть. Живо!

Ольга торопливо натянула маечку и гамаши и как была, босиком, метнулась на общую коммунальную кухню, где пьянствовали соседи. Через несколько минут она вернулась с опасной бритвой.

— Вот, больше ничего ни у кого нету, — показала бритву Кристине.

— Хорошо, — удовлетворённо кивнула головой безжалостная доминантша. — Побрей своей мамаше пизду.

— Кристина, можно мне встать с колен, чтобы Оленьке было удобно брить? — робко попросила я доминантшу.

— Можешь встать, вещь.

Ольга вновь разделась. Подошла ко мне, виновато глянула в глаза, опустилась на колени, раскрыв бритву, принялась на сухую соскабливать с моего лобка спутанные, попахивающие прелью, густые заросли. Не точенная бритва безжалостно драла кожу, причиняя ужасную, нестерпимую боль. Я скрипела зубами, дрожала, еле сдерживаясь, чтобы не закричать. Пальцами сильнее натягивала кожицу лобка на себя, чтобы лезвие срезало волосы мягче.

— Тебе очень больно, мамочка? — со слезами сострадания на глазах, участливо спросила Ольга.

— Ничего, Оленька, я потерплю, делай, что ...говорит Кристина, — успокоила я её, вздрагивая при каждом резком движении лезвия и в любую минуту ожидая пореза.

Когда Ольга закончила брить лобок и стала выскабливать волосы между моих полных ляжек