Натали

способен не один мужчина.

— Обещай, что не разобьешь мне сердца, — попросила Рашель, когда она снова смогла говорить.

— Обещаю — прошептала Натали, — а ты в ответ мне обещай что не отвернешься от меня, чтобы не случилось.

— Обещаю.

Рука Рашель сама собой потянулась под трусики подружки. Ее тело как лоза вилась в ее руках. Интимное белье, эти фиговые листочки что прикрывали самые желанные местечки. Рашель змеей потянулась к той лозе, хватая за ножки, хватая за ручки, хватая за губки. Как укусы змей действовали на Натали ее прикосновения, вздрагивая каждый раз, пытаясь улизнуть, вырваться, потеряться. Но с каждым движением только глубже засасывала ее трясина, как питон свою жертву, Рашель обняла ночную фею.

Когда на поцелуи были истрачены все силы. Натали расстегнула свой пеньюар, а затем, с позволения подруги, стащила с нее ночнушку. Она повела пальчиком по одной груди подруги, затем долго целовала другую, затем рука ее блуждала по животику, выступающим ребрышкам, и в конце концов, она нашла дорожку к трусикам. Приподняв резиночку и сдерживаясь от соблазна запутаться в лобковых волосах, она нащупала нужную ней складочку. Трусики в этом месте у Рашель уже давно-давно насквозь промокли. По выгнувшейся спине и издававшемуся стону Рашель, она поняла, что нашла искомое. Ах! Притянув голову Натали к своей груди, Рашель губами нашла ее мочку уха, в то время как та язычком ласкала ее обнаженные соски. Взяв с полки бокал вина, и набрав, не глотая, в рот вина, она с поцелуем, отдала его подруге, затем она вином смочила, ее грудь и живот, а после начала слизывать кислый напиток с жаркого тела, не обращая внимания на усиливающие стоны Рашель.

Налив еще бокал вина, Натали поднесла его к своей груди. Перелившись через край, вино потекло по груди вниз, добралось до соска и капнуло на кровать. Рашель поднесла грудь в губам Натали. Та слизнула язычком вино с ее груди, поцеловав при этом топорщащийся сосок. Вино, было прохладным, и губы Рашель столь горячими, что ее бедра невольно сжались. Она заставила подругу зубками стащить с себя трусики и тоже самое проделала сама с трусикам подруги. Желание было уже как вулкан, неуправляемым, неистовым, и всепоглощающим.

Развернувшись, она руками обняла мягкие ягодицы, Рашель, и как не пивший две недели бедуин, припала к сочившейся, киске девушки. А! Она ощутила как чьи-то пальцы легли на ее собственную лощинку. Какая-то непреодолимая сила развела ее колени так широко, что ее лощинка раскрылась сама, как пещера Али-Бабы. Ах! Пальчики Рашель как змеи, в чистый водоем, проникли в ее лоно. В ушах у нее забили барабаны, глаза ослепли от безумия, мысли завязли в песке. Она была девой доставшаяся жестокому врагу. Тупое копье вонзалось в нее раз за разом, и она кричала. О да! Она кричала, Она кричала десять лет и три года, что насиловали ее. Пока не высохли ее слезы, пока не умерла ее плоть, пока грачи