носком кожаного. Расшитого домашнего туфля на темные пятна на ковралине пятна капель. Я была готова на все, но лизать не очень чистый ковер было сверх моих сил, поэтому приостановила свои действия и стоя на четвереньках, стояла, смотрела в пол. Косясь на свою мучительницу. Эльвира недолго думала она, быстро наклонила свое тело, ко мне только произнеся, подними голову бесстыжия сука, И опять сильные пощечины посыпались на меня, добавляя красноты в мой румянец на щеках. Пощечины были в этот раз сильными, так что мою голову мотало из стороны в сторону.
Я тебя такую бесстыжую суку научу быть послушной, а то, как ослица стоит и смотрит, и ни хуя не слышишь, не унималась Эльвира, отвешивая одну за другой пощёчины. Потом своей левой рукой она схватила меня за волосы, наклонила мою голову к полу и стала возить по полу там, где были капли. Мне было больно и стыдно, я плакала, мои помада и тушь были размазаны по лицу. Она отстранилась тяжело дыша. Как дышат большие люди не очень привыкшие к физическим нагрузкам. И показывая пальцем на дверь произнесла. Пошла вон. Можешь при таком поведении распрощаться со всеми своими мечтами. Я продолжала стоять на четвереньках и не уходила ни куда. Что стоишь, смотришь, я тебе не ясно сказала. Проговорив это она, взяла сигарету закурив, отвернулась. И прошла за кресло к окну. Я в эту минуту поняла только одно, что моя брезгливость и ослиная упертость могли послужить мне плохо и перечеркнуть все. Надо было исправлять ситуацию, сразу представилась смерть мамы. Стояла и плакала, от этого, натюрморт на моей морде из потекшей туши, размазанной помады, и ворсинок и пылинок с ковралина стал более влажным. По категоричности тона с которым она произнесла, это самое пошла вон и можешь одеваться, я понимала, что прощение мне будет заслужить у нее сложно.
И я решила сделать то, что от меня требуется. Я опустила свою голову и тело к каплям, которые были видны еще на ковралине, опустилась так, что под массой моего тела мои сиськи вжались в ковралин, а постоянно стоящие от возбуждения соски терлись по колючей его поверхности. Не знаю, видела моя хозяйка или нет, что я делаю, но с большим остервенением лизала эти пятна. Сейчас никто мною не руководил, не говорил, вот здесь хорошо молодец. Я сама решила, что сделала приказанную мне работу, и, повинуясь своей интуиции, и не меняя положение тела, с поднятой к верху жопой я поползла к ней. И достигнув ее ног, стала тереться о них целовать их, поднимаясь вверх под подол ее халата. Я делала все это в необычайном порыве ведомая желанием, только чтобы она простила меня. Ее не применимость и неприступность были не очень долгими, улыбнувшись, она только сказала хорошо иди не пачкой меня своей мордой. Я быстро отстранилась, давай ей повернуться, но осталась с поднятой задницей