Я услышал цокот каблучков дочери словно сквозь пелену. «Наверное, что-то забыла... «— рассеянно подумалось мне. Просто сидеть на кухне было не слишком занятно, поэтому я вытащил из холодильника тортик. Плохое настроение всегда тянуло меня на сладкое. В другой семье в такой ситуации отец наверняка ушел бы запой, а вот я — максимум в заед, если это можно так назвать. К своим сорока годам я уже отрастил небольшое брюшко, но старался себя контролировать. Впрочем, попытки совершать утреннюю пробежку ни к чему пока не привели.
А ситуация состояла вот в чем — буквально только что мне позвонила жена и огорошила новостью, которая напоминала сюжет старого кинофильма. Только вот уехала она не в Гагры, а в Турцию, и не с режиссером Якиным, а с неизвестным мне менеджером среднего звена. Но очень перспективным, разумеется, с прицелом на все остальные вышестоящие звенья.
В принципе, к этому шло уже давно. Мы с женой не спали вместе уже почти полгода. Она появлялась дома наездами, иногда между ее появлениями проходили недели. Что было причиной — мой лишний вес, не слишком большие карьерные успехи или особенности характера — мне было не так важно. Скорее всего, к такому итогу привела совокупность факторов. Важно было понять, что же теперь делать? Депрессия уже подбиралась вплотную...
Доча ангелочком впорхнула на кухню. Она училась в одиннадцатом классе, на прошлой неделе ей исполнилось восемнадцать. Милое личико, стройные ножки, кудряшки цвета соломы — она действительно была лучиком надежды в нашей семейной жизни. А вот лоботряс Никита, ее старший брат, никаких надежд не подавал.
— Пап, что случилось? — дочурка наклонилась ко мне. Ее крупные сочные груди, обтянутые тесноватой кофточкой, тихонько скользнули по моему уху. Я поднял голову со стола.
— Мама наша... Помнишь ее?
— Помню! На прошлой неделе заезжала! — улыбнулась доча.
— Так вот, она больше не приедет, — заявил я.
— Ну, к этому все давно шло! — пожала своими точеными плечами Ксюша — школьной формы в гимназии не было, открытые плечи не возбранялись.
— И ты совсем не расстроена?
— Пап, ты просто не знаешь, как я плакала в подушку, когда стало понятно, что у вас с мамой разладилось! Но теперь, спустя столько времени, честно говоря, у меня только одно чувство — облегчение, — девочка смахнула непослушную прядь с лица.
Я приободрился. И внезапно взглянул на свою дочь по-другому — щечки, улыбка, кудряшки, сисечки... Это было как молния, как резкий взрыв у меня в голове! Милый сексуальный ангел, вот же она, только руку протяни...
И я протянул. Дочь отпрянула — раньше я никогда не позволял себе такого. А потом я увидел ее взгляд — огромные бездонные глаза, и не укор, в них, нет, не обида, и даже не удивление. Она посмотрела на меня так, как будто я ее предал, будто просто растоптал ее веру в меня, веру в отца, словно я разрушил ее внутренний мир...
Мне стало жутко стыдно, неловко... Я снова опустил голову. А доченька стояла рядом. Я не