Доча лежала подо мной вся перепачканная. Я наклонился, сжал руками ее прелестную грудь и уже хотел было поцеловать девочку в губы, как вдруг Сашенька оттолкнула меня. Я подумал, что это часть игры, легонько пихнул доченьку в ответ, улыбнулся и снова приблизил свое лицо к ее губкам. Но моя малышка вдруг сменила милость на гнев и, резко подобравшись, выбралась из-под меня. Я только успел рукой скользнуть по ее гладкой коже, как доча уже стояла на ковре, строго глядя на мой член, который никак не хотел опадать.
— Так, пап, это была иррумация — я читала про такой способ. Вот на ней и остановимся, пассивный минет, так сказать. Никаких активных действий я предпринимать не буду, ты мой отец, это гадко. И целоваться мы тоже не имеем права. Ты мял и тискал мою грудь в порядке эксперимента и, знаешь, я почувствовала чисто механическое возбуждение. Так не должно быть, я ведь твоя дочь!
Я не сдержал горестный стон. Неужели мы опять пришли к тому, с чего начали? Доча тем временем пальчиком собирала со своего лица сперму и отправляла ее в ротик.
— Но ведь ты и так чувствуешь возбуждение, когда мой член таранит твое горлышко!
— Это другое, пап! — возмутилась девочка и покраснела.
— Значит, никаких поцелуев? — еще раз уточнил я.
— Ни в коем случае! — доча погрозила мне пальчиком.
— Но как же куннилингус? — хитро спросил я.
— В данном случае ты делаешь то же самое, что может сделать и дилдо. В теории.
— Какое дилдо, доча? У него же нет языка и губ.
— Технически это то же самое, — девочка была непреклонна.
— То есть целовать мне тебя в промежность можно?
— Ээ... Да. Но только ради того, чтобы я кончила. Чисто механически. А вот грудь, лицо, попа — их целовать и трогать тебе нельзя.
— Но почему, Сашенька?! Это же глупо!
— Ничего не глупо. Прикосновения дилдо к этим местам мне особого удовольствия не доставляют, вернее, доставляют, но такое же, как если бы я ласкала себя сама.
— То есть тебе гораздо приятнее, когда мои руки и губы ласкают твои сисечки и попу?
— Да... А это недопустимо, — тихо сказала доча и сделала шаг назад.
Голенькая она стояла передо мной во всей своей красе — милые круглые груди, пухлые щечки, маленький носик и бездонные голубые глазища. Еще минуту назад все это тело было в моем распоряжении, а теперь девочка своим решением отменила такую возможность, сократив разрешенные зоны до вагины и ротика. Я глубоко вздохнул.
— Хорошо, — скрепя зубы, пробормотал я. — Но иррумация разрешена в любой момент?
— Совершенно в любой, папочка! — Сашенька улыбнулась и у меня на душе словно запели птицы. Я вглядывался в чарующее личико восемнадцатилетней дочери и пытался найти в нем проблеск будущего возгласа: «Я пошутила, пап, можешь ласкать меня везде!» Искал и не находил.
— Эээ, а позы? Только на диване, чтобы ты упиралась головой в подушку?
— Ну нет, почему же?