Легенда об одном минете

или невадском, или оклахомском — шоссе под лучами непредсказуемого солнца)...

И вот — голос, идущий откуда-то сверху, скрежещущий грустный голос божества, открывающего истину своей слушающей, но не слышащей пастве...

This is the end, beautiful friend.

This is the end, my only friend, the end.

Of our elaborate plans — the end,

Of everything that stand — the end.

No safety or surprise — the end.

I never look into your eyes again...

О каком конце он вещает? О конце любви, отношений? О конце всего сущего? О конце совместной дороги, когда один из двоих вынужден остаться, а второй должен идти дальше?... Неважно, об этом можно подумать завтра (правда же, Вивьен О'Хара?)... сейчас же можно только слушать этот голос, медленно вырастающий огненным терновым кустом в центре очерченной для него Вселенной, как тот куст, в котором Бог явился Моисею...

Как ни был занят Рэй, одной рукой ведя партию органа, а второй поддерживая ритм-секцию плотным клавишным басом (в группе не было бас-гитариста), но он умудрялся время от времени бросать взгляды на стоявшего невдалеке от него и поющего с закрытыми глазами Джима. Пока всё шло нормально: непривычная — видимо, от чрезмерной передозировки — хрипота его выразительного голоса удачно добавила в песню фатальной и проникновенной усталой обречённости, проигрыши между куплетами знакомо взрывались изнутри мяукающими соло Кригера в околовосточном стиле и джазовыми сбивками Денсмора на фоне уверенных звуков манзарековского органа, так удачно оттенявшего собой гитару. Песня заполняла собою зал и действительно превращалась из обычной композиции в нечто волшебное, нарушить которое было бы подлинным святотатством. По всему выходило, что это — одно из самых удачных выступлений группы, несмотря ни на что.

Да, пока всё было нормально... за исключением самого выбора песни.

На первый взгляд, в ней не было ничего особенного — обычная двухкуплетная красивая песня о расставании, может, только чуть более грустная, чем другие баллады «Дорз». Подвох скрывался в другом: они играли её два или три раза, и каждый раз Джим добавлял в неё новые строфы, в которых был уже настолько насыщенный образный ряд, что даже Манзарек, тонко чувствовавший и понимавший поэзию Моррисона, порой терялся в догадках относительно их смысла. А сама композиция из песни-прощания превращалась в некий гипнотический микрокосмос, в котором мирно сплетались индейская мифология, английская поэзия и американская современность, и беспечные ездоки мчались за солнцем, оседлав вместо своих байков древних змеев — посредников между землёй и небом... Да, петь такое перед жаждущей танцев публикой было в высшей степени странно. Но — у каждого ведь свои странности.

Однако Рэя всё равно не оставляло предчувствие, что этим дело не кончится. И хорошо бы, если б дело кончилось добром...

О, вот что-то новенькое, раньше этого не было... «The West is a best. Get here and we"ll do all the rest». Запад... символ смерти? Остров Авалон, последнее прибежище короля Артура? Ну, в сочетании с королевской дорогой, звучавшей ранее... Или Запад — это наша Калифорния, тот самый край мира, на котором всё и закончится?..

«The blue bus 

---

Наблюдатели, Не порно

---

Вернуться назад