дышала, раздувая ноздри, но молчала, ненавистно испепеляя меня взглядом. Терять нельзя было ни секунды. Ещё немного и верная добыча предпримет новую попытку спастись бегством, разглядев в моих глазах сомнение в необходимости крайних мер. Нужно было, не щелкая клювом, закреплять наметившийся успех импровизированного наступления.
Ещё одного точного плевка, на сей раз, точно в левый глаз, и скорченной страшной гримасы, оказалось достаточно. Жанна зажмурила «подбитое» око, и угнетенно прикрылась руками. Инстинктивно дернулась назад, когда я деланно занес руку, якобы, для ещё одного удара. Бить девушку я больше не собирался. Это была проверка её реакции. Если б гордо стерпела ещё одну затрещену — пришлось бы ломать стержень самолюбия ещё более суровым способом. А раз дернулась, пала духом и даже взмолилась: «Всё! Всё! Не надо! Больше не надо!», можно было расслабиться, дело сделано.
Занесенной рукой, вместо удара, я «умыл» блондинку слюной, стекавшей вниз по её личику. Она не сопротивлялась и терпеливо снесла унижение. Не сопротивлялась она и паре пальцев, вложенных в рот, даже когда я бесцеремонно полез ими в её глотку. Блондинка ошалело пялилась на меня, пока я елозил пальцами по нёбу, языку и зубам. А когда без предупреждения вогнал их вглубь, насколько смог — натужно зажмурилась, дважды крякнула, давясь кашлем, и неприлично, хотя и неконтролируемо, огласила комнату звонкой отрыжкой.
— Привет из глубины души? — усмехнулся я, бессовестно утирая оба пальца о краешек её рубашечки.
— О, господи... простите, — блондинка сконфуженно прикрыла ротик ладонью и, сгорая от стыда, отвела глазки в сторону.
— Что естественно — то небезобразно. То ли ещё будет. Рефлексы у тебя хорошие, приглушенные, будем совершенствовать, — пообещал я и покровительственно потрепал девушку за краснющую щечку.
Как именно совершенствовать её рефлекс, я ещё не решил. Но хмельная дурость, воспалившая моё сознание, без труда подготовила для блондинки следующий этап испытания. Оглянувшись по сторонам, я зацепился взглядом за пустое ведро, сослужившее недавно роль составной части «курительного девайса». Тем же взглядом запнулся о маленький кассетный диктофон, лежащий на ученическом столике, рядом с конспектами.
Буйная фантазия моментально сгенерировала коварный план, впихнув в него не только запуганную Жанну, но и оцепеневшую Алену, о которой я не забыл, как ей могло успокоительно показаться.
— Чья игрушка? — вопросил я, рассматривая диктофон.
— Моя, — глухо и обреченно ответила понурившая голову Жанна, — Я журналистом в газете подрабатываюсь. Во время интервью пользуюсь. И на лекциях тоже.
Я включил запись и маленький динамик запищал голосом какого-то неизвестного типа, рассказывавшего о выставке народного творчества, то ли проведенной, то ли планировавшейся.
— Есть чистая кассета? — задал я новый вопрос, останавливая запись.
— В первом ящике стола, — последовал ответ.
Заменив магнитный носитель, я небрежно, ногой, придвинул ведро к Жанне, испуганно скосившейся на него. Она, несомненно, догадалась, что её ожидает. А если и не догадалась, то поняла, что ничего доброго мои приготовления ей не сулят. Когда же я подобрал утюг, стоявший на полу около кровати, размотал его шнур на всю длину и велел