Жаркая баня

в помывочное заходит земляк пацана — поджарый, жилистый, уже сложившийся кобель, лет тридцати с небольшим. С минуту они пошептались о чём-то, после чего «поджарый» оценивающе глянул в мою сторону.

Вообще, азиаты, как и цыгане, довольно бесцеремонны. Зная это, я не придал никакого значения восточной парочке.

С помывкой было закончено, душ к тому времени освободился и я пошёл смывать пену. Сделал воду погорячее. Стою, обмываюсь. Вдруг, чьи-то крепкие руки хватают меня за булки, а вслед за этим слышу жаркое:

— Он тебя хочет!

После секундного замешательства я смыл пену с лица и обернулся.

Это был тот самый, Жилистый. Не смущаясь, глядя мне в глаза повторил:

— Он тебя хочет!

Малой стоял немного дальше: дрочил и лукаво улыбался. Я глянул вниз. А у взрослого-то, у самого стоит! — упругий, жилистый и смуглый. На конце — тугой фиолетовый дюшес. Я не мог поверить, что это наяву!

Оставив поведение таджика «без внимания» я закончил с душем и пошёл к своему тазику, прокручивая только-что случившееся. Зачерпнул воды и зачем-то плеснул себе на уже чистый живот. Обернулся. Шкет — уже рядом со мной и снова дрочит! Взрослый, тем временем, неспеша растирал себя под душем прожигая хищным птичьим взглядом.

Обтерев ладонями тело от капель я взял веник и пошёл в парилку. Там — никого. Я даже не успел присесть. «Мои» таджики — тут как тут! И с порога — ко мне. Ни слова не говоря, Взрослый заходит сзади, загибает меня и пытается схожу «заехать» в очко.

Со словами: «Отсоси!» подбегает Малой.

— Тебе лет-то сколько? — спрашиваю.

— Шестнадцать, — отвечает Малой.

— Болтаешь! — осекаю я.

— Иди сюда, пидор, — зачем то произносит Взрослый, хотя его балбес уже вовсю трётся о мою жопу.

— Иди сюда, пидор, — вторит Малой, пытаясь притянуть меня за шею к своему концу, проигнорировав мои претензии к его возрасту.

— Подрасти, — бросил я и, не без труда освободившись от цепких рук, вышел из парилки.

Всю дорогу, пока добирался до дома, у меня был бессовестный стояк. Не удержавшись, сдрочил прямо на стоянке. Не помогло.

Я уже вовсю жалел, что не отдался, и что пацанёнку вряд-ли больше 14 лет. В мои планы не входило сесть в тюрьму за растление малолетки.

Дома я начал дрочить прямо с порога, по пути освобождаясь от одежды и бросая её тут-же на пол. Ни о чём другом я не мог думать. Меня терзали ситуация и упущенная возможнось грубого секса.

За этот вечер я передёрнул ещё 5—6 раз, но хронический стояк прекратился только во сне.

июнь 2006.

[email protected]

[email protected]