она тоже вся замялась, но покорно пошла за мной.
Аптека была чуть спрятана во дворе, в ней было пусто. Девушка-провизор мило нам заулыбалась. Очки, тоненькая, светленькая, приветливая.
— Девушка, мы можете нас проконсультировать?
Она уже стоит рядом. Эльвира прячет глаза в пол.
— Какую вы можете анальную смазку порекомендовать, а то вот барышне нужно, а она не знает, чем они отличаются?
Глаза под очками расширились. Щеки залились румянцем и девочка-провизор начала что-то бормотать про охлаждение, боль, какие-то антисептические свойства.
Она была ужасно смущена. Щеки пылали и даже руки подрагивали.
Периодически встречаясь со мной глазами, тут же их прятала.
Две смущенные барышни, и обе из-за ерунды.
— А вы сами какой пользуетесь?
Я улыбался и смотрел на провизора. Она замерла на полуслове и в упор смотрела на меня.
— Я... Я, не...
— Ты никогда не занималась анальным сексом?
И опять этот шок в глазах, испуг, но ведь не уходит, не бьет меня по лицу, не посылает.
— А зря, я уверен, что тебе бы понравилось. Вот Эльвире нравится, правда?
Я повернулся к Эле. Она отвернула голову к окну, и на просвет от солнечных лучей было видно как ей стыдно.
— Тебе же нравится, когда тебя ебут в жопу, да сука?
Молчит.
— Повернись.
Пощечина. Еще одна.
— Отвечай.
— Да, Хозяин, мне нравится, когда меня ебут в жопу.
И опять краска на лице, да еще и след от пощечины.
Что интересно девочка-провизор так и стояла, чуть приоткрыв рот, пылая, будто в шоке.
— Как тебя зовут?
Она как-то мутно, будто насквозь, смотрела на меня.
— Катя.
Они были чем-то похожи, разве что Катя была чуть младше и проще внешне, но это было даже мило. Внешность то ли учительницы младших классов, то ли провинциальной медсестрички.
— Эльвира моя рабыня, вещь. Я использую ее для своего удовольствия. И ей это нравится. Она любит стоять на коленях, под ошейником. Любит подчиняться мне и выполнять любые приказы.
— Правда, вещь?
— Да... Хозяин. Она горела от стыда.
Посторонний человек, абсолютно чужой. И ей рассказывали такие тонкие и сокровенные вещи о ней и в ее присутствии.
Я всегда знал, что унижает не столько оскорбление или боль, или даже обращение как с куском мяса, а именно вот такие простые слова, именно это вызывает жгуче-острый стыд и чувство унижения.
Катя смотрела на нас, не отрываясь, не произнося ни слова.
— Здесь есть подсобка, Катя?
Она машинально ответила.
— Да, конечно.
— Закрой аптеку минут на двадцать.
Было интересно, подчинится ли. К моему удивлению, она молча повернула ключ, поставила табличку «технический перерыв»
Подсобка была тесная, душная.
Я стоял лицом к Кате, Эливира чуть сбоку.
— Знаешь, Катя, Эльвире на самом деле не нужна смазка, она всегда готова принять в себя хуй, ты сейчас это увидишь.
— Юбку задери.
Эля молча потянула вверх узкую юбку. И вот я наблюдал стройные ноги в чулках. Конечно без трусиков. Гладко выбритый лобок.
— Сиськи.
Она также молча задрала водолазку, сдвинула лиф.
Руки по швам, глаза в пол. Дышит часто.
Это незнакомый ей поворот. Да и мне это в новинку.
Катя