именно, что только с мамой и можно. А ты меня достаёшь. Ладно, давай. — Артём протянул мне руку, я автоматически пожал её, обдумывая его слова.
Мы привычно попрощались у серого девятиэтажного здания. Мой друг поторопился в первый подъезд, видимо, опасаясь новых вопросов, я же отправился в следующий. Набрал код на домофоне, вызвал лифт, поднялся на седьмой этаж, провернул ключ в замке и открыл дверь. И всё время думал о том, что сказал Тёма. Попросить совета у матери? Но она же женщина, откуда ей знать такое о мужском организме. И вообще... Стрёмно как-то...
— Я дома! — наконец крикнул я, осознав, что застыл в коридоре слишком надолго.
— О-о, привет-привет, — прозвучал приятный голос с кухни. — Мой руки и переодевайся, я как раз обед разогрела.
— Знала, когда я приду? Что это — материнская интуиция? — насмешливо спросил я, снимая обувь.
— Нет, шутка не засчитана. Я просто тебя в окно видела.
Я хмыкнул и отправился в ванную. Тщательно вымыл руки, — мама, будучи фармацевтом, относится к этому очень придирчиво, — переоделся, пришёл на кухню и уселся за стол.
— И Артёма я тоже видела, — продолжила она, ставя передо мной тарелку с супом. — Так и будете всю жизнь вместе ходить?
— Конечно. А что не так?
— Да ничего... О чём говорили?
Я поперхнулся и закашлялся, вспомнив разговор и совет Тёмы.
— Что такое? — озабоченно спросила мама.
— Да просто... суп горячий, — пробормотал я сквозь кашель. — Нормально... Да так, обо всём подряд. Как обычно.
— Ну да, могла и не спрашивать. У вас-то всегда тема найдётся. Всё болтаете и болтаете... — как-то рассеяно сказала она.
Я ничего не ответил, только внимательно посмотрел на неё. Мама ходила по кухне туда-сюда, то нарезая хлеб, то принимаясь за мытьё посуды, то возясь с чайником. В её словах и действиях была некая хаотичность, будто она думала о чём-то совершенно другом.
Мама была красивой. По моему мнению, очень красивой. Длинные рыжие волосы и гладкое нежное лицо придавали ей молодость и энергичность, а стройная фигура не отпускала взгляды мужчин... И мой взгляд — тоже. Иногда я думал, что пялиться на свою мать, мягко говоря, нехорошо, и что мне следует изгнать все эти мысли из своей головы. Но чаще... куда чаще я незаметно любовался ей, следил за плавными движениями её тела, глядел вслед крепкому спортивному заду, осматривал очертания большой взрослой груди: особенно когда она ходила без лифчика, — когда точки сосков смело выпирали сквозь ткань одежды, — или когда домашний халат был слишком расстёгнут, аппетитно завлекая сладкими полукружиями... Очень часто мне просто хотелось взять её. Сделать всё, что захочется. Вытащить из штанов член и использовать каждую влажную дырочку, до которой смогу добраться... Но затем я одёргивал себя. «Это же твоя мама, что ты такое думаешь, больной ублюдок!»
Вот и сейчас я трезво размышлял, что будет неправильно говорить с мамой о своей проблеме, а через несколько минут уже любовался тем, как она тянется за чашкой на