далеко до этого — слезы, словно жемчужины скользят по лицу, покрасневшие глаза стали только ярче, а припухшие губы притягивают его, как магнитом. Ее лицо перекошено страданием.
— Мне жаль твою подругу, — с удивлением слышит он собственный голос.
— Это я во всем виновата, — хрипло объясняет Элеана, зарывшись ему в плечо, ее горячее дыхание обжигает, — если бы ни я, ничего бы не случилось.
Ее боль настолько осязаема, что ему хочется взять свой магический посох и огнем выжечь ее в ней, очистить ее. Но он не смеет. Вместо этого он встает и, поднимая ее вместе с собой, ставит на ноги.
— Да, это твоя вина, — медленно, с расстановкой, говорит он, — твоя несдержанность повлекла за собой несчастье, — она вздрагивает, раздавленная, сраженная — водопад ее энергии замолкает. Виксениус, не теряя времени, делает магический пас руками, и дрожащее облачко магии, выскользнувшее из его ладоней, накрывает ее заклинанием покорности, подчиняя.
— Кроме того, ты позволила другому мужчине сегодня касаться тебя, разглядывать тебя там, где ты принадлежишь только мне! — обвиняющее добавляет он.
— Да, мой господин, — тихо произносит девушка — ее воля снова абсолютно послушна ему, все, чего она желает — это угождать ему.
— Ты понесешь наказание за свою развратную природу, — оглашает он приговор, — в боли ты найдешь спасение от нее.
— Дааа, — словно шелест ветерка срывается согласие с ее губ.
Элеана висит, прикованная старыми цепями к железной решетке — ее руки высоко подняты над головой, ноги широко разведены, жесткий кожаный ошейник обхватывает горло, оттягивая голову назад. Обнаженная грудь, с напрягшимися от холода сосками, больно упирается в железные прутья. Виксениус стоит сзади, не торопясь начать экзекуцию, наслаждаясь ее ожиданием и страхом. В руках его кнут. Он медленно, словно лаская, проводит ручкой кнута по ее узкой белой спине, круглым ягодицам в форме сердечка, напряженным ногам. Она дрожит всем телом, подаваясь назад — на встречу его жестокой ласке.
— Ты не знаешь, чего жаждешь, радость моя, — нашептывает он ей на ушко, лаская горячим языком чувствительную шею, — боль будет адской, ты будешь умолять меня остановиться, но будет уже поздно — я не прекращу пытки. Откажись, пока не поздно, — уговаривает он.
Она молча качает головой. Ей нужна эта боль. Чтобы забыть, чтобы покарать, чтобы простить...
Кнут опускается неожиданно, с громким, свистящим звуком. Боль разносится по телу, словно ураган, проникая в каждую клеточку. Крик рвется из горла и захлебывается там, перехваченный новой вспышкой боли. Удар следует за ударом, полосуя ее белую спину. Крики, сначала громкие, вскоре становятся хриплыми и протяжными. Тело, лишенное разума, извивается в цепях, инстинктивно пытаясь избежать новых обжигающих удара. Но девушка не сдается — пот стекает по ее белому лбу, смешивается со слезами, но ни слова мольбы не срывается с ее искусанных губ.
— Кричи, моя королева, кричи, — удары перемежаются жестокими словами, — также будет кричать твоя маленькая подружка, когда ее сделают послушной шлюхой. Будет кричать от боли, когда заезжие высокие гости твоего отца, будут растягивать ее миленькие, узкие дырочки.