Любонька. История одной девушки. Часть 2

две театральные вешалки, где висела одежда Макса. Далее огромная кровать, заправленная белым пледом грубой работы, изголовьем к стене. На самой стене повешена огромная фотография Мэрилин Монро, работы Берта Стерна, с которой она обворожительно улыбалась из-под полей черной шляпы.

Посреди комнаты стоял огромный диван из драповой ткани темно-шоколадного цвета, низкой спинкой к входной двери. Напротив него, между окон висел огромный монитор телевизора. Правый же угол был занят кухонным гарнитуром, где выделялись хромом большой холодильник и плита. Отгорожена кухня от центра была барной стойкой, над которой, вверху на горках, сияли перевернутые вниз и подвешенные за ножку фужеры.

Люба никогда такой красоты не видела. Можно было бы сказать, что она открыла рот, но это было бы пошло. Максим же достал из холодильника шампанское, открыл его, наполнил бокалы. Походкой зверя на охоте подошел к девушке, протянув один.

— Выпьем за нас! Наконец-то, мы одни! — чокнулись, отпили пару глотков, отставили фужеры и начали жарко целоваться.

Максим обнял руками ее талию, Люба обвила руками его шею. Он начал медленно вальсировать ее к дивану. Их языки переплелись в пьянящем послевкусии алкоголя, юности и мяты.

Они упали на диван, Максим начал жадно шарить руками по телу девушки. Блузка была снята через голову и брошена в неизвестном направлении. На ней был голубой лифчик, что делало ее нежной и трогательной. Красивые груди покрылись мурашками, а соски набрякли так, что стало видно невооруженным глазом через ткань лифчика. Две бусины взирали на него, истошно крича — возьми нас в рот, отведай.

Одной рукой он выпростал левую грудь из лифчика, провел мягко ладошкой по ней, чувствуя отвердевшую плоть нежно-розового соска, взял его пальцами, потеребил, а потом вцепился сухими губами, втянул в рот и начал нежно ласкать языком.

Люба охнула, тело ее выгнулась дугой от сладкой муки. Она перебирала пальчиками его шелковистые волосы, а в наиболее острее моменты удовольствия впивалась подушечками в кожу головы.

Она с ума сходила от одних прикосновений Максима, и погружалась в сладкое небытие все глубже и глубже, до самого дна.

Максим раззадорился не на шутку. Поиграв с сосками, переместился на нежный вогнутый животик девушки. Далее, преграда, но он минул ее, расстегнув молнию и буквально содрав с нее брюки. На свет божий появилась узенькая полоска голубых трусиков, прикрывающая золотистые волоски лобка и промежности. Это смотрелось великолепно в свете зажженной свечи на невысоком столике. Белая кожа тела, голубое и золото на ней; — великолепные оттенки имперской преемственности.

Он отодвинул краешек трусиков и начал жадно лизать золотую поросль. Потом рывком снял с нее трусики, Люба вскочила, но он поцелуем отправил ее обратно в нирвану.

И вот она лежит перед ним вся нагая. Юное тело с красивой и пышной грудью, светотени добавляют загадочности и красоты восприятия.

Он сбрасывает с себя остатки одежды и впивается своим жадным ртом в промежность девушки, разведя широко ее бедра. Язык шелестит змеем по золотистым волоскам и большим губкам, и кончик его останавливается на