Звезда поневоле

ему дать почувствовать, что такое по-настоящему стыдно? Свет, ты хочешь, чтобы он тебе сделал очень приятно?

— Ну да. А что надо делать?

— Сначала сними трусы.

— Зачем? — удивилась Света.

— Не спрашивай, увидишь. Ну, Светик, не дури, тебе понравится, обещаю.

Девчонки, в предвкушении нового развлечения, стали поддакивать Вере, убеждая Свету делать как сказано. Та с сомнением стянула трусики и положила их в свою сумочку. Федька, видимо, догадался, что его ожидает, и попытался было встать, несмотря на связанные конечности, но одна из одноклассниц быстро пресекла эту попытку, использовав проверенный способ — удержание за «достоинства». Востриков, со слезами в голосе, стал снова просить отпустить его, но собравшихся было уже не остановить.

Валька почувствовала, что разыгрывающаяся сцена вызывает у неё двойственное отношение. С одной стороны, хулиган, осмелившийся опозорить безответную девочку на глазах всего класса, получает справедливое наказание. С другой стороны, они, кажется, зашли слишком далеко в этом наказании. Вдобавок она ощутила смутное томление, какое-то неясное, но приятное чувство, сродни тому, вероятно, что испытывали остальные девочки, ставшие участниками происходящего. Это было, наверно, то же чувство, которое волновало древних римлян, собиравшихся на представления, где голодным хищникам скармливали ранних христиан, то же, что чувствовали средневековые горожане — свидетели сжигания на кострах инквизиции обнажённых женщин, объявленных ведьмами. Поняв, что остановить неизбежное не в силах, она отдалась этой волнующей стихии.

— А теперь садись ему на лицо, — продолжила Вера наставлять оробевшую инженю. — Нет, не так, повернись лицом к нему. И платье задери повыше.

— Ой, а он меня не укусит? — испуганно спросила Света. — Пусть только попробует, — был ей ответ. Мы ему быстро что-нибудь оторвём. Да шучу я, не с... ы, — это уже Федьке, который, при последних словах, побледнел и, кажется был готов упасть в обморок. — Не укусишь?

Федька с горящими ушами был жалок. Член его поник и снова съёжился, на лице было написано отчаяние. Отвечать на вопрос ему было стыдно, не ответить — невозможно. Он помотал головой.

— Ну вот, видишь — не укусит. Ему своё хозяйство дорого. Давай, садись.

Светка приподняла платье, встала широко на колени и стала медленно опускаться на Федькино лицо. Щёлкнула фотокамера, и лицо наказанного с нависающей над ним женской промежностью осветилось яркой вспышкой. Света вдруг остановилась и спросила:

— А он не задохнётся?

— Ничего с ним не случится, ртом будет дышать, только всем весом не дави, — ответила Вера и, взяв Свету спереди и сзади, аккуратно посадила её. Нос пленника погрузился между ягодиц красавицы, а рот оказался напротив её раскрывающегося бутона. — А теперь лижи, — продолжила Вера, обращаясь к однокласснику, — будешь хорошо лизать — скоро отпустим.

Федька что-то возмущённо прошипел и даже попытался вырваться, забыв, что кто-то из одноклассниц держит его за причиндалы. Ему быстро напомнили, и пришлось бедняге начать работать языком. Поначалу у него получалось неважно, но, под чутким руководством Веры, он вошёл во вкус и, кажется, даже стал получать удовольствие. Во всяком случае, об этом свидетельствовал его вновь крепнущий