и по моему даже донышко сорвало! Отлетела душа в другой, лучший мир.
Хорошо, что стоял я спиной к кровати, и рухнул на нее, едва не сломав Людке палец. Как из меня извергалась сперма (и в заднице тоже какой-то пожар) — не всякому Везувию это под силу. Такое ощущение, что все двадцать лет я копил силы и сперму именно для этого случая. Аж скулы свело, даже не знаю почему. Сидя на Люьскиной руке я тёк не переставая, как мне почудилось, пару минут, не меньше. К ощущениям в члене подмешивалось непривычное, но очень удивительное чувство — чувство полного завершения процесса. Да, раньше со мной такого не бывало, хотя некоторый опыт в наличии присутствовал.
А Люска, хулиганка, изо всех своих «слабых девичьих сил» глотала не переставая все это время мою «лаву». И как только дыхания у нее хватило, член ни на секунду не покидал ее прелестного ротика. Ни единой капельки не вырвалось из этих перламутровых губок, даже все остаточки, если таковые еще и были, вытянула она из меня. Едва я сумел сориентироваться в пространстве, как она вскочила и припала к моим губам своими, натруженными. «Тут уж я совсем рехнулся, тут уж я безумен ...был» — такими словами, перефразируя Высоцкого, можно коротенько описать мое состояние в этот незабываемый момент. Я впервые попробовал вкус спермы — слава богу, своей — и меня это почему-то не напугало! Удивило, не скрою, но вот как-то не противно было. Может потому, что своя? Вкус конечно несколько необычный, но на некоторые ассоциации все же наводит. Напоминает вкус сырого куриного яйца, точнее даже белка, чуть подсоленый, какой-то железистый привкус — как кровь во рту — и немного отдает вином, но это наверное от Людмилки примешался привкус, вино пила она. Целовались мы с ней осторожно, видимо она боялась спугнуть меня этаким вот финтом. А когда поняла, что отвращения я не испытываю, запустила свой язычок ко мне в рот, и я его с удовольствием встретил его своим языком.
Вдруг, неожиданно вывернувшись из моих рук, она рванула от меня к остальным девчонкам, благо беспорядок в ее одежде напрочь отсутствовал, и скомпрометировать ее таким образом ничто не могло. Когда я, найдя в себе силы, привел свой внешний вид в порядок и вышел на кухню, Люська, как ни в чем не бывало, смеялась, и вытирала свою футболку салфеткой. У меня, от увиденного в этот момент, наверное случился сердечный припадок: я икнул, побледнел, хотя кинуло меня в жар, а не в холод, остолбенел и потерял дар русской речи. Все слова, которые должны были промелькнуть в моей обалдевшей от увиденного голове, слились в одно единственное — П И З Д Е Ц! Это ведь она сперму оттирает, наверное капнули, когда целовались. П И З Д Е Ц, убьет меня жена... «Но если на свете есть все таки бог — бог этот женщина, а не мужчина» (а так же дьявол — искуситель