его основание практически не было доступным для наблюдателя, всюду лишь торчавшие как проволока, во все стороны 5—6 сантиметровые черные как смоль волосики...
От представшей предо мной картины, мне как-то стало не по себе, по спине пробежал озноб, понимая, что я вижу запретное и уставившись здесь как истукан на спящую и нечего неподозревающую, тётю Свету, я поступаю не хорошо, я, тем не менее, ни чего не мог с собой поделать. Мои ноги вдруг перестали меня слушаться, не подчиняясь моим командам бежать от сюда, а мой взгляд хотел смотреть сейчас только в одно потаённое место, и это место было у тёти Светы между ног, скрываемое от моего взора только черными волосиками. Ах! Если бы...
... Не знаю, сколько я, так, и не шелохнувшись, простоял в первые, в жизни воочию лицезря голую тётеньку... Нет, конечно, я с первого класса знал со слов ребят, что эта заросшая часть тела называется «лобком», который предваряет собой некое щелевидное отверстие — «пизду», из которого женщины и девочки писают. И в которую взрослые мужики вставляют свои члены, которые, отчего-то набухая, увеличиваются в размерах, брызгают туда, непонятно откуда взявшейся в место мочи, белой жидкостью — «молофьёй», испытывая при этом «кайф», и от этого потом у женщин бывают дети. Саня Иванов, даже как-то приволок в школу журнал, где это самое действо — «траханье» — было сфотографировано. Я так толком и не разглядел, набежала куча мальчишек, а потом пришла классный руководитель, Нина Петровна, и сильно ругаясь, забрала вожделенный журнал, отправив Саню в кабинет директора, откуда тот потом пришел весь зареванный. Но главное, почему я как-то скептически относился к этому процессу, это то, что однажды, я со слов одноклассников решил дома «по-дрочить». Когда ни кого не было, я принялся мять свой член, он якобы должен был набухнуть, не знаю, может у меня что-то не так как у других, но только мял я его мял, а толку не было ни какого, только покраснел, да и всё. Потом мне это надоело, и я пошел играть на приставке, больше к этому не возвращаясь.
... Так вот, сейчас, смотря на волосики внизу живота тёти Светы, сквозь которые что-то смутно проглядывали какие неровности, я вдруг ощутил сильное шевеленье у себя в трусах. С моим членом, впервые в жизни, происходило что-то не ладное, ему вдруг стало мало места в шортах, он весь напрягся, став большим и твердым... Я был так поглощен виденьем и своими не ведомыми мне ранее чувствами, что весь остальной мир перестал для меня существовать... Так, что, когда я, наконец, услышал у себя за спиной, тихие шаги тёти Виктории, которая, проснувшись и набросив махровый полосатый халат почти до пола, стояла позади меня, я чуть не умер от разрыва сердца! Подскочив на месте как ужаленный, я вытаращив глаза на тётю, побелев от стыда и ужаса, с нечленораздельным стоном, одновременно чувствуя что с моего набухшего