Пиздень на плетень. Начало

миска ароматной похлебки. Вооружившись гнутой ложкой и куском сухаря я лихо принялся хлебать, не боясь ошпарить небо. Люблю я жмуриться от кипятка, знаете ли. Давиться слезами, капать потом в тарелку. Есть в этом свой кайф!
— Ба, а это что у тебя в супе плавает? — вопросил я. Какой-то странный лук в бульоне был, вот я и решил поинтересоваться, чтоб мне мамка такую же бурду варила.
— А то колорад трепыхается! — сказала старая, — Ти укусна?
Я как сидел с разинутой зяпой, так и остался сидеть на месте. Ложка упала прямо на фирменные треники, обварив ляжку. Что у этой плесени в голове? Где она откопала такой экзотический рецепт?
— Ты с ума спятила, бабка треклятая? — взорвался я. — А на второе червей дождевых с сыром предложишь?
— Ты не кипишуй, внучок. — ровным тоном протянула бабуля. — Лучше иди переоденься в чистое. Я тебе уже вон, отутюжила.

Войдя в залу я обнаружил две кипы белья. От одной из них пахло войной и смертью, а от другой — ссаками. Мне приглянулась последняя. Знаете, все эти хитровыебанные рюшечки, растянутые панталоны, понтовые платки с хохломой. Есть в этом что-то эдакое. Скинув с себя ненавистное тряпье, я облачился в женское одеяние и сразу же почувствовал гармонию с вселенной. Но скрипнула половица и я обнаружил у себя за спиной сгорбленную бабку. Она все это время находилась здесь, в комнате, в то время как я от вида дамского белья, совсем потерял концентрацию, внимание и бесстыже сверкал голыми ягодицами перед самым носом бабули.
— Ой, вы посмотрите на его. Аншлак на Волге! — издеваючи проскрипела старая. — Лучше б дедову пилотку примерил.
— Бабуля, покинь помещение, пожалуйста. — не выдержал я — Не могу, когда ты пялишься на мои чресла!

Ковыляя и шаркая, бабушка с явным недовольством двинула к дверному проёму. Но шла она целую вечность, при том что я просто изнемогал от желания померить ее чепец. И вот только старушенция скрылась из виду, как я в ту же самую минуту полностью оголился и напялил тот самый головной убор. Понятия не имею, что произошло в следующий момент, но в голове моей неистово зазвучала «Играй, гармонь любимая!» и я, сам того не желая, пустился в пляс. Мистика да и только. Меня носило вокруг стола как одержимого снова и снова словно в каком-то сраном славянском хороводе. Заворачивая на очередной круг я заметил краем глаза кривую ухмылку. Это выражение скукоженного лица было мне знакомо. За моей спиной снова оказалась старая женщина. Но удивило не это, а то, как она в свои то преклонные годы так мастерски держится на виражах!

С этим пора было кончать и я сорвал дьявольский чепец с головы и бросил под ноги.
— Старая, ты чего? — взъерепенился я. — Полегче на поворотах!
— Старая-то я старая, а вот ты чего это нагой по хате бегаешь да народ голой сракой удивляешь? — в сердцах воскликнула бабби. — Не думала, что ты у меня