красавица, — сказал незнакомец, разглядывая ее прелести.
— Что... вы... я пойду... наверно... — бормотала Лейла.
— Не бойся меня. Раз уж вышла сюда голышом — имей мужество принять все, на что ты решилась. Тебе нравится ходить голенькой на людях?
Лейла молчала. Ей было невыносимо стыдно.
— Стесняешься? Впрочем, это и так ясно.
Он стоял напротив Лейлы и смотрел. Смотрел прямо на ее голые прелести, а Лейла даже не прикрывала их рукой...
— Ну что ж, Лейла. Давай немного прогуляемся.
Он знает, как меня зовут, с ужасом думала Лейла. Он знает меня. О Боже...
— Нееет! Я домой пойду...
— Я не пущу тебя домой, — серьезно сказал незнакомец. — Ты должна испытать все, что хотела. Пойдем!..
— Я не могууу, — хныкала Лейла, как маленькая.
— Пойдем, — твердо сказал незнакомец, подошел к Лейле и взял ее за руку. — Пойдем!
У Лейлы не было сил вырываться. Она покорно шла за своим мучителем, думая с ужасом, что вот сейчас они выйдут на улицу...
— Вот и все, — сказал тот, когда они сделали это. — Ну как? Живая?
Во дворе никого не было, но чувство наготы вдруг усилилось в тысячу раз. Соски, бедра и срамные губки надрывались сладким криком...
Лейла дернулась резко, как могла, и вырвала руку из руки незнакомца.
— Я не могу... пожалуйста... — шептала она.
— Ну ладно, — вздохнул тот. — Раз ты такая трусишка... Тогда поехали ко мне.
— Как это?..
— Вон моя машина. Нас никто не увидит... или почти никто. Ну что ты?
Лейл сделала шаг назад.
— Ты боишься, что я воспользуюсь своим положением?
Она кивнула.
— Не могу обещать тебе, что не сделаю этого. Если я пообещаю — тебе будет не так интересно.
Лейла молчала. Ее бедра обдувал ночной ветерок, приятный, как ласка.
— Я не заставляю тебя, — сказал незнакомец. — Но если ты сейчас не поедешь со мной — ты никогд себе этого не простишь. Будешь раскаиваться всю жизнь. Ну как?..
Двадцать метров, отделявшие подъезд от машины, показались Лейле целым километром. Она плюхнулась на сиденье дорогого «джипа», за ней хлопнула дверца...
Все. Назад дороги нет, сказала она себе. И тут же перестала бояться.
Точнее, страх вдруг превратился в возбуждение, такое острое, что Лейла почувствовала, как скользит в лужице собственных соков...
Продолжение следует.