На прогулку за оргазмом

Он подгоняет мысли и действия. Начинаю развратничать: раза три быстро качну пипиську и при этом шепчу: «Ой, ой, ой», затем медленно два раза полностью обнажаю головку, любуясь её своеобразной красотой и (как ни странно), фантазируя и представляя себе женскую писю. Странно, но с началом основных онанирующих движений на своём органе, я уже не чувствую резкого препятствия головки при возвращении на неё кожи. Такое впечатление, что она сама помогает её онанировать, сама хочет этих движений и помогает мне!

Мастерски продолжаю заниматься таким онанизмом (а их бывает очень много), я, иногда, посматриваю по сторонам, оберегаю свою конспирацию. Ощущение опасности ещё больше меня возбуждает. Я уже начинаю торопиться. Я уже не щажу письку, уже стараюсь «выкачать» из неё, родимой, как можно больше наслаждения. Я иногда останавливаюсь, а иногда, сильно натягивая кожу до самого корня, обнажаю пронизанную венами внутреннюю тонкую очень чувствительную кожицу и своим похабным движением просто издеваюсь на головкой члена: она, бедная, под моими безумными пальцами, так деформируется при этом, что изгибается. Если смотреть на неё сбоку — она как будто кланяется. Кланяется моему сексуальному возбуждению, кланяется онанизму, который ей очень нравиться. О, грехи наши!!! Кто может совершенно управлять в эти моменты? Вдруг, бросаю качать, обнажаю головку и начинаю смоченным слюной пальцем быстро водить по уздечке. Какое наслаждение приносят эти движения мне и моей писе, в первую очередь. Ещё бы н! есколько раз — и кончил бы. Не тут-то было! Хочу разнообразия. Теперь приступаю к методичному онанированию, потому что не могу уже! Должен сейчас уже кончить! Моя пися говорит в это время со мной. Напухшие губки канала начинают ритмично шлёпать друг о друга, кожа производить какой-то шуршащий звук. А когда я в приступе похоти полностью сгоняю кожу с головки, получается звук, напоминающий удар кнута. Он мне так нравиться, что я несколько раз щёлкаю и щёлкаю, обнажая стыдливую головку полностью. Нужно признаться, что и я не отстаю от пиписьки, не могу молчать. Я, борясь с бешеным сердцебиением, с пересохшим горлом, сладко и протяжно шепчу ей разное: «О, моя писачка! Так-так! Кач-кач, мой хороший! О, какая елда! Как мне сладко!» Но нет ничего вечного. Я дошёл до того, к чему и шёл. Приблизился, наконец, оргазм, извержение. Член весь напрягся в последний раз: Струя, как перламутровая змейка с большой головой сантиметров на пятьдесят, выстреливает из меня (О-О-О-О-О-О-О!!!), чер! ез секунду ещё залп (много, но не так резко!), затем 3—4 раза, до той поры, когда начинает медленно вытекать прозрачная жидкость. Наслаждение внутри меня продолжаются, сладко до невероятности. Выдавливаю из пиписьки последние капли. Достаю платок и нежно-пренежно вытираю пипиську. Она так перевозбуждена, что и нежные прикасаться к ней вызывает боль! И только тут начинаю соображать, что сделал что-то стыдное, наверное, что могут увидеть мою похотливую работу и т. д. Но что интересно, проходить время и опять хочется повторить! Вот это