что такое. Ты колешься. Я знала, я догадывалась.
— Да, колюсь. И что теперь. Мне надоели ваши обихаживания и нравоучения. То нельзя. Это нельзя. Это хорошо. А это плохо. Я уже взрослый, и сам распоряжаюсь своей жизнью.
— Это та наглая развратная девка тебя совратила. Затащила в койку, и посадила на иглу. Я не знаю, что я с ней сделаю.
— Не смей даже пальцем к ней прикасаться.
— Это почему же?
— Она хорошая.
— Да что ты!
С хорошей девочкой Оксаной я так и не расстался. Сказать, что между нами была любовь? Да не было никакой любви. Скорее — удовлетворение плотских потребностей. Мы не строили планов на будущее. Не хотели никаких детей. Наш кругозор сузился до одного единственного стремления — достать очередную дозу. Отец был вечно занят, но мать видела, как я неуклонно скатываюсь до скотского существования. Я начал воровать у друзей и знакомых, залез в долги, стал выносить из дома и продавать за бесценок бытовую технику. Лишь бы заполучить заветный пакетик. Причём, всё время врал, для чего мне до зарезу понадобились деньги. Мама пожаловалась наконец отцу про все мои художества, и тот принял решительные меры. Меня скрутили четверо крепких мужиков, и увезли в дорогую частную клинику, где я провёл два месяца. Я тяжело выходил из состояния ломки, после чего меня лечили кодированием и гипнозом, показывали страшные фильмы про то, как наркоманы заканчивают свою жалкую никчёмную жизнь чуть ли не на помойке. Но всё было бестолку. После выписки из клиники я уже на третий день повстречался со своей подружкой, и с удвоенным усердием начал колоться. Тогда отец выгнал меня из дома. Я перебрался в убогую однокомнатную Оксанкину хрущбу на окраине города, и стал жить у неё. Денег на наркоту катастрофически не хватало, и в один из дней Оксана сказала:
— На герыч денег нет. Придётся уколоться синтетиком. Вот, заработала.
— Как это ты заработала?
— А то ты не знешь, как. Обслужила тут двоих кобелей в машине. Ты не пробовал синтетик?
— Давай, — отрешённо согласился я.
— Я тоже ещё не пробовала, но говорят — отрава ещё та. Ничего, другие же сидят на нём. А как бабло появится, вернёмся на герыч.
Мы укололись. Я сразу провалился в чёрный мрачный колодец, и потерял память. Когда же я очнулся, то обнаружил лежавшую рядом со мной Оксану бездыханной. Она умерла в наркотическом сне, вероятно от передоза, и тело её уже остыло. Мне стало по — настоящему страшно. Я помню, как сам вызвал полицию. Прибывший следователь с опергруппой ходили вокгруг лежавшего на грязном с выпирающими пружинами диване тела моей подружки, и что-то писали, фотографировали, задавали мне какие-то вопросы. Затем меня увезли в отдел. На одном из допросов мне стало плохо. Очередная ломка накрыла меня тягучей испепеляющей волной, и следователь вызвал скорую. Меня увезли в больницу, где две недели я испытывал все ужасы физической абстиненции.
Тело Оксаны к тому моменту подвергли