домашнего платьица, оголив ей ногу от коленки чуть ли не до трусиков. В комнате будто вспыхивает белая шаровая молния, мне становится трудно дышать, я готов на любые действия ради доступа к этому белоснежному бедру, спелому, манящему, неожиданно полному для худенькой комплекции ее хозяйки. Проходит секунда или две, Наина быстро выпрямляется, одергивает подол и бросает в мою сторону настороженный взгляд: не заметил ли я ничего непристойного? Я нейтрально-скучающим тоном (как надеюсь, а не хриплым от волнения и возбуждения) отпускаю какое-то замечание насчет экранных событий. На дворе — август 1991 года, путч, «спасибо партии родной за наш трехдневный выходной».
Самое непонятное заключалось в том, что НЕ БЫЛО у Наины никакого другого парня, более удачливого соперника. Из ее куцых объяснений «но почему в конце концов не я, раз никого нет у тебя?» я понял так, что была у нее некая романтичная любовь на первых курсах института (пока я служил в армии), но он был иностранец, закончил вуз и уехал, даже не узнав, что был возлюбленным Наины (это с ее слов; так теоретически, тем более сейчас с весомой долей цинизма, могу предположить, что она даже с ним переспала, подарила свою девственность, но не очаровала настолько, чтоб он захотел ее забрать с собой).
Парадокс еще и в том, что в их семье меня принимали с большой приязнью, ко мне с большим уважением и симпатией отнеслись все их родственники и соседи, включая саму Наину. Поболтать со мной на разные темы она обожала: от политики до спорта, от искусства до науки. Но не приведи Господь какого-то намека на личные отношения, сразу замыкалась и уходила. Как-то смог вызвать на откровенный разговор, закончивший ее плачем, «зачем ты мучишь меня и себя, я в тебе вижу друга, но не мужа». Для меня было большим потрясением, что девушка, которую я люблю и готов ради нее на все, испытывает негатив от общения со мной. Это было в том же августе 1991. Вернувшись домой, я решил жениться. Выбить клин клином, если получится. Мама и тетки стали знакомить меня с дочками своих подруг. Никто не понравился. Нет, в плане трахнуть — трахнул бы любую, без вопросов. Но больше ничего к этим неплохим, в общем-то, девочкам, я не испытывал. Слава богу, при всей неопытности и спермотоксикозе, хватило ума понять, что чисто на сексе семейную жизнь не построить.
А времена были те еще. Развал страны, пустые магазины, преступность, конфликты.
Я писал ей большие письма, она изредка отвечала на одной или полутора страницах. Я иногда ей звонил, она с большой неохотой брала трубку, и сквозь зубы отвечала «да-нет-не знаю». Но временами возникали вдруг и очень приязненные беседы, мне казалось, что она родная мне душа, и понимает меня, и стоит только как-то преодолеть начальное нехотение, а затем уже все наладится и будем счастливы в семейной жизни.
Но в конце концов я все же понял, что