фимоз и дали направление в поликлинику. Явиться туда я должен был с родителем. Маме я отдал направление и она меня долго пытала что со мной случилось. Я отвечал, что не знаю. Как только мы с мамой зашли в кабинет врача, мама села на стул, а меня поставили перед врачом. Женщина-врач велела снять трусы и долго рассматривала и трогала мой стручок. Мне было неприятно и стыдно. Когда все закончилось, врач сказала, что ничего страшного — отставание в формировании. Рекомендовала маме промывать и распаренную плоть оттягивать чтоб разрабатывалась.
Когда вышли из поликлиники мама спросила почему я ей сразу не сказал в чем дело. — Стыдно как-то, — говорю я.
— Надо не лениться, разрабатывать, а то девки любить не будут, — ответила она.
— А девки при чем здесь? — не понял я.
— Вырастешь — узнаешь, — сказала мама.
Этой фразой она меня сильно озадачила.
С тех пор я начал мучать свой писюн, оттягивая крайнюю плоть с головки. Не особо мне нравилась эта процедура, но один случай все изменил.
Как-то, придя со школы, я был дома один. Чувствую, что-то чешется мой стручок. Начал я его под кожицей начесывать, то есть гонять шкурку. Ну и как результат, кончил от всей души. Сначала испугался, ведь еще не знал толком что произошло. Но ощущения были сказочные. А чесался он потому, что под плотью скопилась смегма, которая начала раздражать её. Так я погрузился в океан безудержного онанизма. Дрочил я постоянно. Тут мне и пригодился багаж сексуальных впечатлений, который я к тому времени приобрел. Мой фимоз остался в прошлом, уж очень тщательно я его разработал.
Но появилась другая проблема. Моя тяга к женскому телу возрастала и мне нужны были новые впечатления, с которыми были проблемы. Я стал украдкой подглядывать за мамой. Мы часто оставались с ней дома вдвоем. Брат был в садике, отец работал, а мама работала два дня через два. Так что, приходя со школы мы с ней часто пересекались дома. Я по-прежнему боялся её жутко. Её вспыльчивый, непредсказуемый характер частенько заставлял мою жопу испытывать физические страдания. Но мама была отходчивой и нередко после экзекуции мы рыдали напару в обнимку.
Почему-то меня мама не сильно стеснялась. Я часто видел её грудь, она не закрывала дверь в свою комнату когда была с голой грудью и в трусиках. Даже иногда звала меня что-нибудь помочь или принести. До моего знакомства с онанизмом я не проявлял внимания к этому. Ну а после этого я не особо обращал внимание на грудь — привык, а вот на трусики поглядывал. Хотя грудь у мамы тоже была красивая. Это сейчас я могу отметить, что для женщины с двумя детьми, почти стоячая грудь это редкость. Тогда я другого не знал.
Как-то мама вспомнила про мой фимоз и спросила как там дела. Я сообщил, что все уже хорошо.
— Надо проверить, — не унималась она.
— Не надо, все хорошо мам, не приставай, — отпирался я.
— Вот