Свалка

Сварить пакетик лапши дело нехитрое. Толик привычно составляет кирпичи и поджигает три таблетки сухого горючего. Благо — запасся вовремя... Какая то машина целый мешок скинула. Наверное, до лета хватит.

Здесь вообще всё, что хочешь, можешь найти... Свозят сюда со всего города разный мусор... Но «мусор», — он на первый взгляд — чужой взгляд, неопытный.

У Тольки взгляд цепкий! Он вам такое может отыскать в этом хламе! Еще в начале осени построил он здесь свои апартаменты — так он называет крепко сколоченный сарайчик. Хоть и выглядит «неказистым недоразумением», но не одну осеннюю бурю выдержал. Прочно стоит. А внутри!!! Чего только нет внутри... Шикарная чисто застеленная кровать (какие-то богачи оптом привезли всю мебель и шмотки). Наверное, в новый коттедж переезжали, вот и выкинули всю старую обстановку, а заодно и белье да одежду.

В углу — мягкое кресло, посредине «комнаты» — кухонный стол, застеленный красной скатертью. У стены (не поверите) фрагменты «Шведской стенки», а в ней и книги, и посуда, и музыкальный центр. Даже телек есть (зачем?). Ну, центр — понятно... вокруг батареек видимо — невидимо. А на противоположной стене, где стоит кровать висит почти новый ковер.

— У меня дома всё было точно так же. Только «буржуйки» не было, — поясняет Толик.

Мы встретились в центре города неожиданно. И оба обрадовались этой встрече. Последний раз я видел Толика года три назад... Его семья переезжала в новую квартиру, а я оставался в старой коммуналке. Он плакал, уезжая. — Слишком многое нас с ним связывало, нечто большее, чем дружба... Впрочем, немногие удивлялись — разница в возрасте не так уж велика. Ему тогда было двенадцать, я — на четыре года старше.

Толик меня сразу узнал и радостно замахал рукой сквозь толпу в автобусе. Я тоже. На следующей остановке мы вышли и я, обняв, нежно чмокнул его в щеку.

— А ты подрос, Толька, — мы сидели в кафе и ждали, пока нам принесут заказ. Я рассматривал его одежду... модная курточка, приличные джинсы, на ногах — довольно крепкие кроссовки. Лицо его совсем не изменилось, как будто ему и сейчас не пятнадцать, а всё те же двенадцать нежных лет ангела. Вот только в глазах появилась льдинка грусти... Куда девалось прежнее радостное сияние?

— Ну и как твои дела, как мама, Толь?

— Я не знаю. Не знаю, как мама.

— То есть, как — не знаешь?

— А ты что, телек не смотришь? Помнишь катастрофу весной, на вокзале?

— Как же! Помню, конечно. А она что, была в этом поезде?

— Да нет, рядом — отца встречала... Вот и встретила. Его то опознали, а вот маму не нашли...

... Я хорошо помню эту трагедию. — Подходил пассажирский поезд, а на соседнем пути взорвался состав. Целый состав с бензином. Ох, что там было! Страшно вспоминать...

— Как же так, Толик? Мама погибла?

Он поднял на меня глаза, и слезинка упала на скатерть. — И я погиб? Я же тоже там был. Она просто пропала и все!!!

— Но ведь так не бывает! Всех