Смерть

Посвящается всем тем, кого я когда-то презирал.
Кого я когда-то любил. Тем, кого я ненавидел однажды.
И тем, кого я ненавижу сейчас. Конечно же, тем, кого я
люблю сейчас.
Несомненно, и самому себе я посвящаю это произведение.
Короче, всем тем, кого я знал и знаю.
Только Ваш Imperior.

Солнце поднимается в небо и светит каждый день. Независимо от того, видно его за облаками или нет. Независимо от того, желает ли его кто-нибудь сегодня видеть или нет. И мы, мы живем каждый день — независимо от того, нужны ли мы кому-нибудь, или нет. А смерть — понятие настолько условное, что если даже окружающие не всегда замечают, что Вы умерли, что же говорить о Вас? Быть может, Вы уже давно мертвы. И я вместе с Вами.

По сути дела, смерти нет. Она существует только для близких Вам людей, но для Вас, и тех, кто Вас не знает — её просто нет. Поэтому, все эти россказни о жизни после смерти — бред, так как самой смерти не существует. Жизнь продолжается, не смотря ни на какие обстоятельства, даже если все вокруг галдят, что Вы мертвы...

Обо всем этом рассказала мне одна девушка, которую я встретил в метро. Или она меня встретила — так будет правильнее. В тот день у моего друга был день рождения, и все довольно крепко напились. Впрочем, я сносно держался на ногах. На «Курской» мы расстались, пожав руки, и свой дальнейший путь я совершал в одиночестве. В одиночестве среди толпы людей.

Больше всего сейчас хотелось присесть и вздремнуть. Но в это время все скамейки в вагонах должны быть заняты. Я очень удивился, когда на «Третьяковской», пересев на свою ветку, я увидел пустую лавку, на которую никто не хотел садиться. Приглядевшись, я убедился, что на ней ни наблевано, ни нассано — всё чисто. Единственное, что на ней было — целлофановый пакет с пустыми пивными бутылками, как мне оказалось, и с пакетиками из-под сухарей. Я скинул его на пол, ловко ударив по нему своим пакетом. После чего сел и закрыл глаза.

Я не спал — мне не хотелось засыпать совсем и уехать в депо. Когда поезд останавливался, я приоткрывал правый глаз и смотрел, кто входит или выходит из вагона. Почему-то никто не входил, а те, кто выходили делали это настолько незаметно, что казалось, будто они растворяются в воздухе.

Она вошла на «Профсоюзной». Сначала она встала у двери напротив, дав возможность её разглядеть. Густые черные волосы. Лицо — может и не идеал, но зато не простое, притягивающее к себе мужское внимание. Запоминающееся: Красная курточка и шикарные ножки, затянутые до отказа в кожаные штаны. Как мне хотелось провести по этой черной коже рукой. Хотя бы разок!

Поезд тронулся, и я прикрыл глаза. Наверное, я очень глупо смотрелся. На «Новых Черемушках» я увидел её сидящей напротив меня. Она тоже сидела одна на своей лавке. Про себя я отметил, что она не смотрит на меня. Поэтому я беспрепятственно смотрел