«Не любите мира, ни того, что в мире: ибо всё, что в мире — есть похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» (1-е Иоанна 2:15—17)
Пролог
Из палаты рожать привезли двоих и одна, покричав и потужившись, освободилась от плода, а вторая никак не могла разродиться.
— Тужься — говорила ей акушерка — тужься, вон, уже головка показалась.
Ира ещё слышала, что говорит акушерка, но сил уже не было. От потерянной крови шумело в голове и всё плыло перед глазами.
Вошёл врач-гинеколог, молодой мужчина и, подойдя к ней, отодвинул в сторону акушерку — Что вы ребёнка спасаете, мать надо спасать
Проваливаясь в черноту, она услышала это и закричала изо всех сил — Неет, неет, спасайте ребёнка! — но крик никто не услышал, только беззвучно шевелились губы на пожелтевшем лице
Врач надавил на живот, ребёнок выскочил из утробы, и она провалилась в тоннель.
Она летела по чёрному тоннелю навстречу голубым глазам, смотревшим в неё.
— Мать в реанимацию, анестезиолога — врач держал новорожденного за пяточку и легонько шлёпал по попке.
Голубые сияющие глаза, вперившись в неё, остановили полёт, под потолком тоннеля протянулись провода и её потянуло назад.
Она вздрогнула, придя в себя, услышала, как пискнул ребёнок и увидела, как акушерка унесла его.
Проснулась утром следующего дня в палате. Та, что рожала вместе с нею, позвала акушерку.
Пришла акушерка — Очнулась, миленькая. А мы уже и не надеялись.
Ира смотрела на акушерку, слышала, но не понимала.
В палату вошёл профессор, за ним стайкой студенты. Все в белых халатах.
— Таак, кто тут у нас вчера тяжело рожал? — он подошёл к её кровати, студенты толпились за его спиной.
— Уберите одеяло — попросил он акушерку.
Акушерка стянула с неё одеяло, у студентов округлились глаза — белая рубашка на ней почернела от пропитавшей её крови.
Профессор приподнял край рубахи и, увидев посиневшие и разбухшие губы, резко спросил: — Околоплодное место удалили?
Акушерка молчала.
— В операционную, удалить околоплодное, приложите лёд и под душ, отмойте её.
Ребёнка простудили при родах и четыре дня выхаживали. Все четыре дня она отсыпалась, просыпаясь ненадолго, когда приносили еду.
Проснувшись утром пятого дня и чувствуя, как ломит от молока разбухшие груди, спросила у акушерки: — А почему мне не приносят кормить?
— А вы кто у нас? — спросила акушерка и, услышав фамилию, ушла и вернулась с кульком.
Она развернула пелёнку — Мальчик — и приложила к груди.