В списках не значился

и тёплый, уводящий в нирвану аромат безволосой промежности вкупе с пряным приструйком свежей какашки.

Внезапно девочка пробзделась с неожиданно резким треском. Николай невольно отпрянул, когда несколько тяжёлых кусков окровавленной слизи скользнули один за другим из людочкиного судорожно выпученного ануса. Тотчас дыхание перехватило от необычно острого зловония. Потемнело в глазах. Пульс заметно ослаб, и участился. Обомлев, Николай наблюдал, как липкие сгустки пухнут, надуваются пузырями, как из пузырей этих, утробно стеная, вырастают трое длинноногих длинноруких уродца с маленькими красными головами; как уродцы эти, рыча и пуская газы, хватают его, обгадившегося, ослабевшего, беспомощного, как волокут на хоз/двор, как выкатывают из бани железный агрегат, весь в потёках от масла, с рукояткою длинною («Хочу мозгов яво!» — Кричала Людочка); и раскрылись железные челюсти, и засунули головушку колькину внутрь механизма адского, и сдавили, и повисли втроём на рукоятке, и треснул колькин черепок словно скорлупка яичная, и потёк мозг, словно жидкое говно, покапал, как сперма, а Людочка — ну его слизывать, да взахлёб, взахлёб, и стонет, стонет, и писю безволосую пальчиками окровавленными тискает, и глотает с икотой, и давится, и рыгает, и хорошо ей... ах, как хорошо девочке... ах, как сладко...