Порочные желания. Глава 2

и раздвинули ножки.

Урка открыл банку с квашеной прокисшей капустой и — Ффууу! — он отворотился и замахал рукой перед носом — Бляаадь! Какая вонища!

На запах налетели жирные сине-зелёные мухи и закружились над банкой. Урка замахал руками, но мухи были совершенно непуганые. Тогда Урка запустил руку в банку и, зачерпнув в горсть капусты, швырнул в сторону. Мушиный рой, жужжа и сталкиваясь лбами, спикировал на капусту.

Урка зачерпнул ещё и...

Я почувствовала его пальцы, раздвигающие губки, увидела расширяющиеся зрачки и высунутый кончик языка. Он погрузил свою пятерню в мою вагину и по промежности потекло. А потом, аккуратно, пальчиками пропихнул капусту во влагалище. Сначала я ничего не ощущала, но, когда он проделывал это в четвёртый раз, утрамбовывая капусту в пизде, мне показалось, что я превращаюсь в колбасу

А Лизкину пизду удалось заполнить, только запихав в неё семь горстей капусты. Лизке казалось, что у неё не влагалище, а капроновый чулок: в пизду запихивали одну горсть капусты за другой, а ей всё было мало и мало, и мало. Сок, сочившийся из пизды, холодил и, струясь по промежности, капал на землю.

Мухи, высосав сок из капусты на земле, ползали в поисках ещё одной кучки и, учуяв запах, взлетали и жужжа, как бомбовозы, пикировали на лужицы под попками девушек.

Меня передёрнуло, бррр, а Лизка визгнула, чувствуя, ползающих по её ляжкам и промежности, мух.

У Урки загорелись глаза, он раздвинул Лизкину пиздёнку и, в образовавшуюся половую щель, поползли мухи!

Урка резко сдвинул губки и прислушался, улыбаясь.

В зависшей тишине, даже Лизка затихла, отчаянное жужжание, попавших в ловушку мух, услышали все!

Урка раздвинул губки и, ошалевшие, окосевшие и ослепшие от яркого света мухи стали вываливаться из Лизкиной пизды!

Оставив Лизку, истекающую соком квашеной капусты, он раздвинул мои губки, и когда назойливые и глупые мухи полезли, отталкивая друг друга, в половую щель, резко сдвинул их.

Но манёвр оказался неудачным: или мои губки были слишком скользкие, или слишком маленькие, в общем, двух мух он зажал между губок и они, отчаянно трепыхаясь и вереща, как резаные, стали, изо всех мухуйных сил, выкарабкиваться.

Оооо!

Это было и мучительно, и приятно одновременно: с одной стороны, я, бррр, представляя, как они там трепыхаются, вся (!) покрылась пупырышками и мне казалось, что противные мухуи ползают у меня в животе, но, их трепыхания и крылышками, и лапками, и постепенное продвижение к свободе, было, скажем так, щекотно и от вульвы удушливой волной плеснуло к груди сладострастием. И когда мухуи вырвались из западни и, обиженнно жужжа и барражируя, улетели, Урка раздвинул мои губки и из пизды вывалилась задохнувшаяся муха, с слипшимися, не то от сока капусты, не то от моего сока, крылышками.

Передохнули?! Думаете это всё? Ага, как бы не так! Наши мытарства, а может и не мытарства, только начинались.

— Давай хлеб! — приказал Урка, Тарзану.

— А чё это ты командуешь? И для чего он тебе?

— Щас узнаешь! — Урка стал выгребать капусту из Лизкиной пиздёнки, шуруя в