Ришкина жисть

грудь перекатную белую — словно жопа у Аришки, большая, горячая, мягка, податлива. Барыня — ничего. Он тогда одною рукой за сосок, что в ладони вместился как раз ширью окружности, а другою — за жопу, вот где телеса! Пока дырку от задницы под подбородком мокрым у Аришки нашёл — сам подвзмок. Сунул палец в лохматый кружок своей матушке — глузда ма! А уж барыню ходило ходором — больно проворен у Аришки, да глубок язычок. Всю дырищу стерзала в окружности, а как стала секель облюбовывать, да миловать, так тут барыня и потекла. Не вынесла — забилась вовсю — ходарма кровать-карусель. С жару-то приссыкнула слегка, да Аришка уж не стала себе привередничать — глыкнула. Больно барыня уж горяча, всё загорячила вокруг. У Сергуньки поднялся стояк, он его было прятать в кулак, а как свидел, как матушка дала струю, так не выдержал сам и пустил малафью ей на правую грудь. Так потом Аришка-то слизывала, а все смеялись «Ну, молодец! Ну, наддал!».

А наутро — беда. Барыня дело само — жопой вверх. И Сергунька с утра — не подымешь теперь. А Аришке на речку иттить — всё бельё полоскать, что вчера ещё бырыня наказывала. А спинушка разогнуться не может-та. Уж вчерась была-тка хорошо, как Сергунька прижал, так забыла не то спину, руки-ноги попрападали враз! А теперь? Ну ништо. Постепенно Аришка обыклась и чем дальше, тем легше пошло. А Сергунька сказал за обед «Больно лаком был ночью подарочек, маменька! Потом-сеном пах! Уж спасибо и вам! Я жисть в деревне люблю и вас тоже очень. Я счас, пожалуй, Настёну попробую уж тогда!». И рукою залез под подол до Настёны подававшей на стол, а другой рукой выпростал хуй и Настёне так раз показал его синюю вздутую голову...

* * *

Настёна лишь охнула от бесстыдства Серёгина, а барыня ржёт «Давай-кот, давай! Проковыряй ей гнездо! Мало иё Макарушка дрючит-та!». Так Серёга Настёну-то тут на столе и оприходовал прямо при маменьке вновь. Рака загнул, поднял платью на голову, да ещё заставил булки держать-расставлять. У Настёны дыра-то просторная, не то у Аришки. Долго потчевал и возил сисками по столу — знала чтоб. А потом вынул хуй, да на жопу и вылил-та всё. Барыня ажнось зашлась, то при виде-то.

А в другую случилось уж раз. Не утерпемши даже до вечера приказала барыня Аринку из огорода звать до сибе, как увидела как там девка раком корячится над буряком — что пропалывает. «Ну-к, Ринка, давай-кат — лижи! Ну, лижи!». Прям под платье пустила к себе второпях — так зуделася. Потны ляжки сжимала вовсю, крепко девку тянула мордой всей под живот. Под конец разрядилась и охнула, припустив напоследок струю Ринке в рот. «Солона? То-то, радуйса!». А потом как уже полегшало ей чуть, сочинила науку учить — как пизда образуется. «Ринка, лезь на мине! В ссыку тыкайся. Посмотри как там что и чего. Волосья? А я у тибе погляжу пока». Уж Аришка-то барынину пизду знает как облупленную, а