Дяденька

Все шло просто отлично — в конце июля, перед отпуском, я собирался оформить отношения с Ниной, и усыновить Лешку, которого она пыталась постепенно подготовить к этому событию. И вот на тебе! Родька, разомлевший после бани и спиртного, слушая мои планы на будущее, нехотя спрашивает:

— А зачем тебе кого-то еще усыновлять?

— Что ты имеешь в виду?

— А ты бы съездил в Москву и спросил... — говоря это, он разлил оставшееся по рюмкам.

— Говори по делу, раз сам начал — тебя за язык никто не тянул!

— Да вы не волнуйтесь, папаша, — голосом повитухи пытался успокоить меня Родион. — Дочка у вас. Да наверное, кило пятьдесят уже будет. Ирочку-то ты на сносях оставил...

— Ты что, видел ее? — у меня враз пересохло в горле.

— Кого — ее? — Родион поднял рюмку: — За вас, папаша! — и отправив вслед за коньяком дольку лимона, продолжил уже серьезно: — Я Иру видел. Случайно. Она на рынке торгует шмотьем всяким. Родители как узнали, что беременна, бросились искать «виновника торжества», а она возьми, да и укажи на своего одноклассника, который за ней в школе приударял. Ну и выдали ее замуж. Ты же знаешь, у них мать-одиночку могут и камнями закидать... С мужем этим она намыкалась, но развелась только тогда, когда вся их семья из Ташкента съехала. Челночила. Жить-то на что-то надо. Только сейчас более-менее обустроилась.

— Так, может, это и не мой ребенок... — без особой уверенности вголосе произнес я.

— Так я тебе сразу и предлагал разобраться... Хотя какой смысл ей было со мной лукавить? — продолжил свои сентенции старый друг. — Она ведь думала, что это ты — поматросил и бросил! Адрес — скажу, только телефоны там еще не подключены — дом совсем новый.

Радио очнулось бравурным маршем, на фоне которого хорошо поставленный голос выразил надежду на скорейшее освобождение состава от его временных обитателей: «Доброе утро, уважаемые пассажиры! Наш поезд прибывает...» Москва встретила слепящим глаза блеском. Лучи яркого утреннего солнышка многократно отражались от всего, что хотя бы частично было умыто ночным дождем. Я уже года два не был в столице и поэтому был готов сравнивать свои впечатления с тем стереотипом, который сложился у меня в мозгу. Собственно на вокзале ничего нового замечено не было. Желание быть немедленно побритым встретило отпор в виде объявления о техническом перерыве до половины девятого на дверях местной, якобы круглосуточно работающей, парикмахерской. Я вышел на площадь трех вокзалов. Несмотря на раннее утро жизнь на ней била ключом, и тут я осознал, что ехать прямо сейчас через весь город не имеет никакого смысла: Иры, явно, не будет дома, ведь суббота — самый напряженный для торговли день, а для других обитателей ее квартиры, если они там будут, — я никто, или, точнее, пока никто. Судя по питерским рынкам, где торговля сворачивалась часам к пяти, можно было ожидать ее появления дома не ранее шести вечера. Значит, в запасе был целый день, и я принялся обдумывать