Кодапу

себе в пизду засовывает, клитор дрочит, стонет: почему ты меня не хочешь?! А что мне сказать? Хоть головой в стену бейся. А дело к вечеру уже. Тут меня зло взяло. Что за хуйня, на самом деле?! Ну, я говорю ей: просто полежи, а я тебя поласкаю. Она уже явно зло так легла, ну, давай, мол, импотент, ну, она этого не говорила, но по выражению лица видно было, но я мысли эти отогнал и стал целовать её, нежно так, во все места. И потом, вроде у меня встал, наконец. Она сразу влезла на меня, а времени уже мало было совсем, уже пора по домам нам было, чтоб это, ну. Она влезла, только мы начали, а я чую, он, сука, опять опадает. Я тогда говорю ей: давай сзади. Ну, она вздохнула так, без энтузиазма уже, но повернулась жопой ко мне. И я ей вставил. То есть мне в это момент уже плевать стало на всё, на все эти обстоятельства. Я как бы просто видел перед собой бабу, которую надо отъебать, и всё. Как блядь. И я стал ебать её. И кончил мощно так, я вынул, когда кончал, она мне рукой сдрочила. И с тех пор у нас всё нормально пошло. То есть мы стали встречаться и ебаться помногу. Ну, встречались, правда, не часто.

— А портсигар? — Тихо спросил Губач.

Жорик вздрогнул.

— А что портсигар? Про портсигар я и не знал ничего. Она это потом, ну, не сразу, то есть. Она показала сначала фотографию.

Там был генерал этот, Зорге. А портсигар я уже позже увидел, когда мы трупы Неклюдовых расчленяли.

— Сколько трупов было, не помнишь?

— Ой, там много было. Человек пятнадцать, наверное. Семья-то у них большая. И все пьющие. И курят как паровозы. И бузину в бочках выращивают. А однажды старый дед Неклюдов прищемил мошонку лючком стиральной машины. Мы его первого грохнули. Саня ему газовым ключом по башке как дал. А дети у них как зомби, бледные, слюнявые, и дрожат так мелко-мелко. Мы их на кухню отводили по одному и резали им горлы электролобзиком. А Маринку выебли на полу в гостиной. А потом баян в отравой в жопу запихнули и пакет на лицо натянули. Вот.

Установилось молчание.

— Дай-ка я, тебя, дорогой, поцелую. — Смущаясь, пробормотал, наконец, Губач, и, притянув голову Жорика, смачно и долго стал взасос целовать его, поминутно вздыхая.

Жорик обмяк. Свободной рукой он расстегнул штаны и принялся мастурбировать. О приближающемся оргазме возвестил мычанием. Губач тот час наклонился и прильнул ртом к его залупе, глотая семя. Отдышавшись, встал, озабоченно проверил мобильный, не было ли звонков или сообщений.

— В жопу трахнешь меня? — Спросил Жорик, освобождаясь от штанов.

— Обязательно, — Улыбнулся Губач, — Только сначала убью.

Он взял со стола капроновый шнур, зашел к Жорику сзади и, быстро накинув петлю, стал душить. Первые мгновения Жорик сидел смирно, и даже улыбался, но потом лицо