Несчастный случай

и надписей на заборах я успел записать только эти три ориентира. Да и в машинах я разбирался не особенно, с абсолютной уверенностью я мог отличить только легковую машину от грузовой. Интерес к женщинам во мне проснулся намного раньше, чем к машинам.

До четырех утра я чертил и утром, зверски сонный, движениями и внешним видом больше напоминавший беременную инфузорию-туфельку, чем переспевший полип, поехал на работу. К поездке в магазин я готовился основательно. Я взял с собой деньги, рабочие чертежи, карту города, солнцезащитные очки, джинсовую куртку и большую сумку, чтобы всё это положить. Даже побрился, но чистый носовой платок опять вылетел у меня из головы.

Плохая примета. Зимой 92-го я часто заходил к Егору Коромыслину, крупному специалисту по женской психологии, попить чаю и не спеша обсудить проблемы приближающейся эмансипации и, когда поздний телефонный звонок нарушил спокойную мужскую беседу и судьба томным голосом Марии, внезапно воспылавшей ко мне страстью, поинтересовалась, почему я так давно не заходил, я тоже собрался в дорогу. Ничего хорошего из этой затеи не вышло. Я напрасно среди ночи таскался через поле и пугал бродячих собак. Мария, как и следовало ожидать, сладко спала, нанюхавшись припоя на своем радиозаводе, и на мои настойчивые звонки отвечала только вызывающе громким храпом.

Я вернулся к Коромыслину, надеясь, что он поможет мне разобраться с Соломоновой проблемой и растолкует, где именно пролегает путь мужчины к сердцу женщины. И когда Егор в пророческом экстазе добрался до гениальной мысли, что «простота, по сути своей, есть обратная сторона сложности», его речь нагло перебил телефонный звонок. Опять звонила Мария и голосом, полным прокисших интонаций интересовалась, почему я до сих пор еще не пришел. Все это было немного странно. Но на этот раз я не стал рвать удила и попытался выяснить, где именно она меня ждет. После двух часов задушевной беседы с телефонной трубкой я выяснил, что девушку зовут не совсем Мария, и звонит она по первому попавшемуся телефону в надежде развеять скуку. Тогда я представился последней моделью истребителя тоски и предложил провести полевые испытания в виде дружеского чаепития у нее дома. Епифания, так ее, оказывается, звали последние двадцать лет, была не против попить чаю в пять часов утра, но для торжественного файф-о-клока она могла приготовить только подругу и лук в подсолнечном масле. Эта проблема показалась мне разрешимой и я, еще раз уточнив координаты, пообещал прийти не один, а с Коромыслиным. Путь к дому Епифании пролегал через то же поле, холодный ветер норовил залезть в душу и, вообще нес какую-то пургу, наметая погребальные холмики у телеграфных столбов. Я нес в последний путь две пачки заварки, килограмм сахара, буханку хлеба, банку варенья и бутылку водки. Этот джентльменский набор, едва уместившийся в моей сумке, больно бил меня по левому боку во время судорожных попыток удержать равновесие на скользких участках, и, вообще, мало способствовал приятности ночной прогулки.