Дотянуться до Неба

только не его, и он спросил:

— Кто ты?

Человек в рясе упорно молчал, возвышаясь над ним неприступной громадиной, той вещью, о что Колян сломался, разбившись об него словно корабль, налетевший на спрятавшиеся в морксой глади рифы, и тогда он спросил, хотя ему трудно было говорить, язык не поворачивался и постепенно переставал слушаться его:

— Кто ты?

— Я, твой Бог, — ответил человек спокойным тихим голосом, не заставив дрогнуть ни один мускул на своём лице.

— Я думал он другой, он кажется создал людей по образу и подобию своему, а тебя я знаю. Нет, ты не Бог, ты обманываешь меня.

Человек в рясе ничего не ответил на это, продолжая возвышаться над ним, теперь он оторвавшись от земли парит в воздухе, источяя ...из себя зловонный запах разложения.

Колян не унимался:

— А почему над твоей головой нет светящегося ореола, как у всех святых?

— Потому что ты не заслужил такой почести.

Коляна обеспокоил этот ответ, дальше он услышал следующее:

— Не ожидал увидеть меня здесь!

— Нет, не ожидал!

Злой волшебник опять замолчал, уставившись на жалкое существо снизу, барахтающийся в грязи и облепленный ею.

— Посмотри на себя, в кого ты превратился?

— Ни в кого.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать, — ответил Колян, но сразу же понял свою оплошность. Ему было двадцать, но выглядел он старым, жалким и немощным стариком.

Божество не унималось, не услышав вразумительного ответа на свой вопрос:

— Ты пошутил, да. Сколько тебе лет?

Колян заплакал, загнанный в тупик непонимания, он не сразу сообразил, что от него требуется, но догадавшись, что отпираться бесполезно, что он сейчас не в таком положении, чтобы строить из себя героя, он рыдал в кровь царапая своё лицо грязными руками.

— Что тебе надо от меня, — всхлипывая вытягивал из себя Колян, — я — говно. Двадцатилетнее засохшее говно, куча вонючего мусора, я... я... и я признаю это.

— Тебе понравилась прогулка?

— Нет, меня тошнит от неё, я не хочу так...

— И что же ты понял?

— Я... я... понял что хочу жить, Господи, я хочу жить... дай мне ещё один шанс... я начну её заново, пожалуйста... я прошу тебя... не помоги же мне...

— Какой шустрый. Так нельзя! Жизнь даётся один раз и каждый распоряжается ей по воле и усмотрению своему. Вот ты и распорядился, что тебя не устраивает, ты ничтожество, дрянь, жалкий отброс.

— Я исправлюсь... я обещаю... этого не повторится больше, — жалобно умолял Колян, словно нищий, проясящий подаяния, чтоб продолжить своё существование.

Человек в рясе смотрит на него без малейшего чувства жалости и сострадания.

— Да познавший истину, обретёт свободу, — говорит он ему в ответ, — какие твои гарантии?

— Я исправлюсь, честно, — говорит Колян.

— Все так говорят, но не все выполняют свои обещания, данные перед Богом.

— Нет, я не такой...

— Все вы такие, люди. Вспоминаете Бога при жизни, только когда вам очень плохо, когда надо во что-то верить, во что-то вечное и святое, чтобы обрести покой душевный и набраться сил.

— Да