Марина должна была уехать... И она уехала. Сидя на верхней полке плацкартного вагона, я рассматривала пробегающий однообразный пейзаж: деревья, станицы, умирающие города, похожие на брошенных стариков-пенсионеров. Зацикленный кадр из чудовищно неправильного кинофильма. Подхватив сумку-почтальон, мой единственный багаж, я направилась к тамбуру. Там, нашарив среди значков-родинок замок сумки, достала тонкие дамские сигареты с ароматом розы — единственная моя манерная привычка. Что ждет меня в столице? Москва, как говорят, не только слезам не верит, но и даже будто их требует. Сколько я уже слышала историй о беглецах в ее каннибальское чрево? Мало кто находил по-настоящему хорошую жизнь. Несмотря на грустные мысли, навеянные дорогой, я радовалась. Это было отчаянное и злое торжество. Я чувствовала, что нельзя мне больше задерживаться дома. Иначе просто стану кем-то жалким, раздавленным социальной дезадаптацией и...
— Девушка, не подскажите который час?
Я медленно выдохнула пахнущий розой дым, откинула с лица волосы и обернулась. Мужик в обвислых трениках отпрянул, выдавил, заикаясь:
— Прости, брат, черт попутал. Напился Жигулевского... хочешь бутылочку?..
Не отвечая, я раздавила окурок в пепельнице и вернулась на место. Люди сами строят жизнь и выбирают судьбу. Не помню, кто мне это сказал, но фраза теперь со мной на всю жизнь. Ничто мне больше не порушит моих планов. Я не виновата в том, какая я есть. Это не порыв к разврату или недоеб, хотя, наверное, в семнадцатом веке меня бы подвергли ритуалу экзорцизма. Плевать. Мы уже не в семнадцатом веке. Пусть в нем живут максимы, семены и прочие. А я должна бороться за собственное счастье. С Антоном мы встречались часто. Секса больше не было, но появилось нечто большее и дорогое — дружба. Сидя на трубе над небольшой речкой, я курила и болтала с Антоном, он смеялся с моего пристрастия к розам, я плакала от отчаянья жизни. В один октябрьский вечер он вдруг сказал мне:
— Уезжай, Маринка. Ты талантлива, я видел твои работы. Ты можешь добиться успеха. Успеха и денег, а с ними уже выстроишь свою судьбу так, как хочешь только ты.
Спустя три месяца я уже стояла с сигаретой в руке перед литературным институтом имени Горького. На плече единственный скудный багаж — сумка-почтальон, в ушах бусинки наушников плеера. В душе — решимость. Поступила я с первого раза, легко и непринужденно. Получила стипендию и комнату в общежитие, довольно приличную. Двухместную. Соседом оказался украинский юноша Тарас. Через полгода, когда я стала зарабатывать довольно приличные деньги сценариями, он стал моим верным спутником и часто — любовником. Я набралась наглости, ходила в подчеркнуто унисекс одежде с вечным макияжем на лице. Поначалу было трудно, но потом привыкли даже замечательные преподаватели.
Еще бы. На потоке у меня было успехов больше, чем у всего курса. После бич-пакетов китайской лапши я стала питаться в ресторанах, тусить в модных клубах и едва не пристрастилась к кокаину. Гей-оргии, белье и одежда из дорогих магазинов, наркотики... Очнулась только, когда оказалась на