по приказу молодой госпожи были проданы в дальние губернии и даже в рабство татарам. После этого желания бунтовать и перечить госпоже ни у кого не возникало, все от мала до велика, мужчины, женщины, бабы, девки, старики и дети с боязливейшей покорностью стали относиться к своей юной хозяйке. Уже никто не вспоминал каково жилось при покойном барине, приснопоминаемом Кирилле Петровиче, все токмо молили Бога, чтобы гнев юной княжны Ирины Кирилловны не коснулся как-нибудь их, иначе быть беде и все знали это.
Каждое воскресенье Госпожа выезжала в ту или иную часть своей вотчины, лично наблюдать как работают её рабы, это и служило им воскресной обедней, тут они и молились, дабы отвести от себя беду хозяйского гнева, и благодарили Бога, если гнев минул.
— Что эти бабы у снопа сена устроили себе посиделки на завалинке?! — грозно сверкнув очами в сторону копошащихся у стога кучке крепостных крестьянок, спросила юная богиня.
— Агафья, хватит ботинки мне вылизывать, сходи, приведи ко мне этих отдыхающих.
Агафья, до этого усердно вылизывая на коленках сапожки юной госпожи, тотчас отправилась исполнять приказание. Через мгновенье три крепостные женщины, павши ниц, предстали пред юной Госпожой.
— Роженица у нас там, барыня, не гневайтесь, рожает в поле одна из ваших рабынь, нельзя одну оставлять, помогаем...
— Рожает одна, или вы все заодно с ней рожаете!? — гневно вопросила юная барыня. — Какого лешего остальные отдыхают?! Родит, коль Богу угодно будет, а вам, я вижу, отдохнуть, побездельничать охота? Думаете, поле для отдыха возделывается? Хорошо, я вам это устрою. Степан! — крикнула юная красавица своему приказчику, который всё это время покорно исполнял роль кресла госпожи, — Степан, им побездельничать в поле захотелось, помоги им, приказываю вкопать посреди поля столб, раздеть этих донага и привязать вкруг столба спиной друг к дружке, накрепко, и чтоб сесть не смогли, пусть так посреди поля и стоят до темноты, другим в назидание будет каково это отдыхать вместо труда. Всю ночь тоже пусть так стоят, а утром выпороть как след и свезти татарам обменять на лошадей, пусть ими татары забавляются, коль работать не хотят, от лошадей больше толку. Мужья начнут роптать — в кандалы и в Сибирь! Всё! Исполнять! — юная повелительница топнула своей прекрасной ножкой прям о спину Степана.
— Нет... стой... сперва запряги их вместо лошадей в мою телегу, вот у этой рыжей бабёнки волосы как у моей кобылы, да и сама она как кобыла, здоровая, кровь с молоком, коренной будешь, остальные по бокам пристяжными, эх... прокачусь!
Лично взяв кнут, юная барыня жестоко стегая запряжённых в повозку крестьянок до самого темна таким образом объезжала свои владения, наводя ещё большую покорность и ужас на своих крепостных крестьян. Крепостные «кобылки» полностью занемогшие после таких скачек пали в ножки своей барыни, моля о пощаде, лобызая слегка покрывшиеся дорожной пылью сапожки прелестной девочки-госпожи, но в ответ получая новые и новые удары каблучком и кнутом, вошедшей в раж