Удивляться не приходилось. Эти скандалы уже вошли если не в привычку, то в безрадостную и раздражительную рутину точно. Вот и сегодняшний вечер заканчивается предсказуемо — крики, обиды, упреки, оскорбления, сдобренные отвратительной мимикой и тональностью. Семейная жизнь на протяжении почти восьми лет никак не ладилась. Муж, настроенный своими родителями на безусловное процветание после окончания института оказался мягко говоря за бортом блистательной карьеры, напророченной папашей и мамулечкой. Оказалось, в новых условиях зверского капитализма ни авторитет стареющего отца, ни такие же старые знакомства маман ничего не принесли. Ему оставалось только наблюдать за тем, как красиво устраивают свою жизнь менее образованные, но более активные сверстники, а потом и младшие знакомые, которые следовали за своими, непонятными ему, кумирами бизнеса, спорта, криминала. Неудовлетворенность собой стала выплескиваться на меня и почему-то на родителей, привела к еще большему отставанию в работе, зарплате, а потом и к рюмке со скудной закуской в одиночку, так как я пить с ним не могла физически, страстно желая, наконец, забеременеть.
Лешик стал раздражителен, глуповат и нерешителен. Мужа было жалко, за себя было обидно, но мыслей о разводе не возникало, наверное из-за страха остаться совсем одной, без семьи и была надежда, да что там, даже уверенность, что с рождением ребенка все измениться счастливым как лицо пьяного японца образом.
Итак, совсем не томный вечер снова довел меня до слез, видеть пьяную харю мужа я уже не могла и выбежала из квартиры на лестницу, забывая что курить зареклась и успев надеть на ночнушку душевой тонкий халат, а на босые ноги бежевые босоножки с расстегнутыми ремешками. Мы жили на третьем этаже пятиэтажки и я обычно поднималась чуть выше к окошку и, вытирая слезы с распухшего носа, смотрела во двор и курила. Спуститься с пятого этажа было почти некому, там жили три пенсионера, неподвижные как комоды с бельем, а от своих соседей я всегда успела бы скрыться за лестницей. Работая четвертый год в ближайшей школе, мне не было никакого резона показывать свои слезы разновозрастным соседкам — мамашкам наших учеников и учениц. Не так воспитана, да и репутацию надо было беречь. С моими данными кране сложно было выдавать себя за строгую учительницу, потому что сорок пять килограмм веса при ста шестидесяти восьми сантиметрах роста выдавали редкую худобу, а это не добавляло мне веса ни в каком вопросе. Выглядела я как и десять лет назад неуклюже молодо, безобразно красиво для старшеклассников и ревниво неправильно для школьных педагогов-дам. А, собственно, не дам у нас и не было, если не считать физрука — идиота.
Обычно пара сигарет приводили меня к смирению и желанию помириться, я возвращалась, мы долго молчали и смущенно начинали диалог, как бы прощая друг друга. Сегодня все пошло не так. Если бы мне тогда сразу это понять я бы пулей вернулась в квартиру, уселась в ногах мужа и зубами вцепилась в его брюки. Нет, ума