никакого внимания я и обратить на это не мог. Теперь же все было начистоту.
— Ну что, понял кто ты и где твое место?
— Понял — все еще в смятении ответил я, с трудом веря в звучание собственного слова.
— Открыть рот — голос ее был тихий и ровный, однако прозвучал, как молот о наковальню.
Я не смел ослушаться, и сразу же из ее рта вниз потянулась слюнка, которая точно приземлилась на мой язык. Мне стало немного неприятно, но я не смел это никак выражать. Она силой закрыла мне рот и приказала проглотить, что я поспешил сделать.
— Ну как тебе? Вкусно? — ехидно поинтересовалась она.
— Да...
— Отлично! Привыкай к моему вкусу. Пока что я тебя жалею, но это только потому, что ты, урод, пока еще такой нежный весь. Но не волнуйся, я умею воспитывать таких, как ты. Будешь потом еще умолять, чтобы я тебя выпорола как положено, а после этого ноги вылизывать будешь!
Мои уши горели от услышанного, как она такое вообще могла даже предположить? Однако возбуждение в штанах указывало и на совсем другие чувства. Изабелла медленно поднялась с меня и, улыбнувшись сверху вниз, поставила мне на грудь одну ножку, и я тут же почувствовал остроту каблучка. Немного подождав, словно давая мне привыкнуть к новому чувству, она легко вскочила мне на грудь уже обеими ногами, балансируя всем телом, дабы не упасть. Привыкнув к этой неустойчивости, Белла начала слегка пританцовывать у меня на груди, постоянно перебрасывая центр тяжести то на одну, то на другую ногу. Я сдавленно вскрикнул, напрягая все до единой мышцы в теле. Казалось, что все мои внутренности были просто раздавлены грудной клеткой, а острые каблучки возможно даже проткнули кожу.
— Терпеть! — сдерживая свой жестокий смех, сказала она, извиваясь на мне как змея, стараясь не соскочить.
— Больно!
— Должно быть больно! — девушка слегка подалась назад, перенося вес тела на каблучки, заставляя меня превратиться в один сплошной болящий мускул.
— У-умоляю — выдавил из себя я.
— Ну что ты за слабак? Вроде на вид крепкий такой парень, а стонешь как девчонка.
Изабелла сошла с груди и прислонила подошву сандальки к моему лицу. Мне было не слишком приятно чувствовать грязную, пыльную подошву на щеке, но я стерпел — не для этого я так терпел боль, чтобы сейчас сдаться. Девушка деловито вытерла о мое лицо подошвы, как о половую тряпку, хотя смысла не было, ведь через несколько мгновений они станут точно такими же грязными. Затем, пнув меня несколько раз в бок, брезгливо поморщив прекрасный носик, сказала:
— Вставай, тряпка, на сегодня все, не мешало бы тебя еще хорошенько выпороть, но этим займемся позже, уж больно многому тебя учить придется, безмозглое ты животное.
Я встал с земли в некогда белой, а теперь запачканной пылью и грязью рубашке, потирая болящую грудь.
— Разрешаю проводить меня до дома — смешливо сказала она, а затем, хихикнув, добавила — песик.
Я был в состоянии зомби — я