Барышня и крестьянка

поутру, они уж четвёртый час как стоят, Иван запретил им расходиться и даже присаживаться, ждали когда Вы проснуться изволите, а урок Ваш я с благодарностью приняла, сударыня.

— Вот и славно, пусть ждут, принеси-ка, посудинку, мон плезир, уж очень мне как-то не с руки сейчас до клозета идти.

— Сию минуту, барыня.

Настя проворно сбегала и исполнила приказание своей молодой госпожи.

— Вот, сударыня, по-маленькому иль по-большому испражниться изволите?

— О! мон ами! Как вульгарно! Сейчас увидишь, глупая, воды то подмыть принесла, дурёха?

— Ой, сию секунду госпожа! — испугано прокричала юная рабыня.

— Поздно, стой рядом и жди, язычком всё сделаешь, уроком тебе будет.

— Но... — Настя оторопела — ... сударыня... простите... нет... я не...

— Что такое!? Опять ты, Настюша, за старое!? — сердито закричала юная барыня, — вчерашний урок на пользу видать не пошёл, м... да, не скоро мы ещё к французскому перейдём. Молодая барыня нервно задёргала колокольчик для вызова слуг. Тотчас приказчик Иван неприминул явиться на вызов юной хозяйки.

— Иван, я вижу мой отец тут вас избаловал всех, на улице народ шумит, ропщат видать на хозяйку, дворовые девки отказываются служить мне, кучера невнимательны и нерасторопны... в общем так, сейчас она меня обслужит, затем Настю в колодки и на рынок, продать её и желательно татарам, а лучше туркам в гарем, недостойна она своей хозяйки. Папенька её противиться станет — его пороть нещадно и в колодец опустить на ночь, околеет — значит судьба такая его несчастного и вели остальным заткнуться, сейчас выйду на них посмотреть.

Юная красавица вышла как была в ночной рубашке и белесых чулочках оглядеть своих крепостных мужчин. Волосы растрёпано опускались на её нежные белые плечики, милое личико было ещё заспано, но молодо, свежо и прелестно. Голубенькие глазки юной повелительницы хозяйски осматривали свою собственность — взрослых, высоких, здоровых мужчин...

(продолжение следует)