и вылизывала ей ноги, глотая грязь! Это абсурд, но мне казалось, что я делаю самое важное, самое нужное дело в мире. Я чувствовала себя на своем месте, занятая тем, чем мне должно заниматься. Поэтому горечь на моем языке не играла никакой роли, наоборот, я чувствовала радость от того, что занимаюсь таким грязным делом! Как же мне было хорошо в эти минуты унижения... Оля почувствовала это...
— А ну-ка хватит, корова! — Оля с размаху влепила мне пощечину! Одну, вторую, третью! Это было так неожиданно и резко, что слезы брызнули из глаз. Оля горстью схватила меня за грудь и сильно сжала.
— Как там твоё вымя, а!? Как там твое отвисшее блядское вымя?! — я застонала сквозь зубы от сильной боли...
— Покайфовать, значит, вздумала, да? Ох, расслабила я тебя... Пойдем-ка на твое положенное место...
Оля отпустила мои ноющие груди и достала из шкафчика собачий ошейник-строгач, на длинной цепи. Сноровисто одев его на меня, она быстро поднялась, накинула тапочки и резвой походкой вышла из дома. Я, ещё обалдевшая от резкой боли, поплелась следом, подчиняясь уколам ошейника...
— Значит так, сегодня, буквально через полчаса ко мне приедут гости. Много, больше десяти человек. Показывать им тебя и объяснять, откуда это животное у меня завелось я не собираюсь, они все не в Теме. Так что я тебя хорошенько спрячу. — Оля ускоряла шаг, явно, чтобы помучить меня ошейником, я едва поспевала за ней... Но дачный участок все же небольшой и бег очень скоро окончился. И вот тогда я натурально обомлела. Это было чересчур, даже для меня. Мы стояли перед дачным туалетом. И я, будучи неглупой вещью, догадалась, как меня будут прятать...
— Оля, я...
Пощечина.
— Олечка, милая...
Пощечина.
— Я же там захлеб...
Пощёчина. Бесполезно. Всё бесполезно. Это моя судьба и моё предназначение. Я опустила голову. Надо покориться и принять всё, как есть. Я — Олина вещь. Как зубная щетка, как тампон, как гигиеническая салфетка. А значит, она может делать со мной всё, что посчитает нужным. И это — правильно. Так и должно быть.
— Славно, а то я думала, что у меня галлюцинации. Помойка вдруг заговорила со мной.
Это меня просто добило. Снова сердце бешено колотится и шум в ушах. Я — помойка. Я — говорящая канализация. Ходячая выгребная яма. Так к чему эти сомнения? Мне просто указали моё место...
— Давай-ка шевелись, а то скоро гости подъедут... — Оля нетерпеливо дернула за цепь. Но легкая хрипотца в голосе и заалевшие щеки выдали её с головой: не из-за гостей она беспокоится. Она хочет поскорее увидеть, как я залажу в выгребную яму её дачного туалета. Хочет видеть, как её бывшая учительница Елена Романовна окончательно превращается в самое опущенное на свете существо. Я, медленно переставляя ноги, стала подходить к туалету. А он, между делом, был уже приготовлен — одна из досок, накрывающих провал в каловую бездну, была снята. Рядом валялись толстые резиновые перчатки. «Да, Оля-то аккуратистка, не