тонкой шее собачий ошейник и ползает передо мной на истертых коленях. Я бы с удовольствием поиграл в твои игры в качестве нижнего, но извини, не могу, я привык командовать и не привык когда командуют мной! Выпустите меня, я ничего не нарушил, у меня утром самолет в Москву.
— Молчи глупый, — она приложила к моим губам свой указательный палец, — тебя ни кто не будет спрашивать, я так хочу, значит тому и быть. Понял?
— Нет! — резко ответил я.
— Охорона! Заберіть цього ідіота і посадіть у камеру! — приказала она двум мужчинам в форме.
— За что? — злобно кричал я.
— Посидишь пару суток, а мы пока выясним кто ты есть на самом деле! — с иронией сказала она отвернувшись.
— У меня завтра самолет, если я на него опоздаю, я повешу вас всех к чертовой матери!
— Угроза должностному лицу карается строго! — предупредила она, косясь на меня своим лисьим взглядом.
— Да вы все сума посходили, я буду жаловаться!
— Жалуйся. — Она помахала мне своими пальчиками и уселась за стол. Меня увели.
Куда меня посадили было невозможно назвать камерой, скорее это карцер. Помещение величиной с дачный сортир. Ни сесть, ни встать. Прошло совсем немного времени, может быть минут 15—20, когда тело начало сводить я понял, что не протяну здесь и часа. Я начал кричать.
— Выпустите меня, я все сделаю!
Через пару минут меня уже вели вдоль по коридору, обратно в её кабинет. Закинули, поставили прямо перед столом.
— Хорошо, твоя взяла, давай сделаем так, как ты хочешь, и покончим с этим.
Она подняла свою голову и взглянула на меня своим хитрым взглядом. Улыбнувшись, сказала:
— Раздевайся!
— Зачем?
— Для начала устроим обыск! — непринужденно сказала она.
— Вообще-то я думал, поскольку я мужчина, то и досмотр должен проводить мужчина?!
— Ты хочешь раздеться перед мужчиной? — подозрительно спросила она.
— Нет конечно, ты не так поняла...
— Не тыкай мне швабра! Я приказываю обращаться ко мне по имени отчеству!
— Хорошо. Как вас величать?
— Юлия Степановна!
— Хорошо Юлия Степановна, пусть будет по-вашему, — сквозь зубы процедил я.
«Пусть эта сучка получит моральное удовлетворение от того, что унижает меня, пользуясь своим служебным положением, — думал я. Будь она не в кресле следователя, а скажем у меня дома, я бы ей устроил сучью жизнь».
Как обычно случается в подобных ситуациях, самым унизительным кульминационным моментом является снятие последнего фрагмента одежды, после которого ты остаешься совершенно голым. Именно в этот момент она оторвалась от своих бумаг и уставилась на меня взглядом глубокого ожидания.
— Давай быстрее! — приказала она. — Может тебя ускорить?
Я немного опешил от такой наглости. Она моментально встала и подошла ком мне. Я оставался неподвижно смотреть в ее глаза, как вдруг совершенно неожиданно словил звонкую унизительную пощечину. Казалось, будто этот шлепок разлетелся по всей округе, трезвоня во все голоса о моем первом унижении.
— Живо, скот! — проурчала она своим сладким голоском. — Я хочу побыстрей оголить тебя.
Я закрыл глаза от испытуемого позора и скинул