и виноватой делал меня. И я отпустила: действительно перестала держать. Моя нога грациозно стала на пол, с руки соскользнул шелковый галстук.
— Уходи, сучка, но переступив порог, ты больше никогда не получишь моего внимания. Никогда!
Я отступила, отошла в другой угол комнаты и присела на кресло, складываю ногу на ногу, в ожидании его действий. Он ломался, как малолетняя целка, которая боялась боли и гнева родителей, но так хотела попробовать.
— Мне страшно, — наконец мой подчиненный нарушил гробовую тишину и сознался в слабости.
— Ползи, блядина, ко мне на четвереньках и сними с меня трусики — теперь ты будешь их носить.
В этот вечер я была уверена лишь в том, что поутру мой номер будет пахнуть развратом и мучениями моей новой игрушки, а никак не сосновой рощей.