не сержусь. Если у вас любовь, то живите счастливо, если это — простая игра, то я бы не хотела потом нежелательных последствий. Ты понимаешь, что я имею в виду.
— И вы не против того, что мы можем пожениться? — удивилась девушка, — И то, что мои родители — алкаши, и что у меня рубля нет за душой, и...
Тут она замолчала и откровенно расплакалась. Серафима Сергеевна, подсев поближе, ласково обняла служанку за плечи и прижала к себе.
— Не надо плакать, девочка моя, — сказала она, гладя Алину по голове, — Богатство — дело наживное, а родители... Я не знаю. Но обещаю подумать, как им можно помочь.
Они еще сидели на кухне и разговаривали, когда вошел Игорь и устало плюхнулся на стул.
— Дайте попить, — отдуваясь, произнес он.
— Что узнал? — спросила Серафима Сергеевна.
— Узнал, — Игорь парой глотков осушил полный стакан, — Дома никого нет. Соседи сказали, что не видели Ждановсских уже недели две. Куда они делись, никто не знает. А еще они мне сказали по секрету, что перед исчезновением около их дома орудовал ОМОН. А участковый сказал, тоже по секрету, что этот ОМОН вызывала Эльвира. Я подумал, было, что они уехали в город, но там телефон вообще выключен.
— Ох! — всплеснула руками Алина, — Чует моё сердце, что с Тинкой случилось неладное. Она же постоять за себя не может! Тихая такая, скромная. Верит в добро, дуреха.
— Хватит причитать, — отмахнулся Игорь, — Найдем мы твою подругу. Я сейчас еду в город. Вечером подумаем вместе, что делать. А ты не переживай. Пока, девочки!
Снова в темнице!
Опять темнота, опять холод. Опять на шее тяжелый ошейник и злополучная толстая цепь, врезанная в стену. Но теперь Ти связали по рукам и ногам крепкими тонкими ремнями, а рот закупорили так, что даже мычать стало невозможно. Из-под душившей пленницу тряпки, удерживавшейся кожаной накладкой, сейчас раздавался только тихий жалобный стон.
В сознании девушки постепенно начали всплывать события последних минут. Она вспомнила, как Рика расковала её и дала свою одежду, как в комнату ворвались люди в масках и с оружием, как дрессировщица приказала ей бежать, а сама отважно бросилась на бойцов местного ОМОНа, давая возможность Тине выпрыгнуть в окно.
Что же случилось потом? Она сорвалась с карниза и полетела вниз. Удара о землю рабыня не почувствовала, видимо, приземлилась на что-то мягкое, но хорошо припомнила яркую вспышку и неимоверную боль в голове. Скорее всего, её сильно ударили чем-то тяжелым.
Тина попыталась пошевелиться. Тело отозвалось нестерпимой болью во всех мышцах, будто её сильно и долго били. Особенно сильно болела голова, и эта невыносимая тягучая боль вызывала тошноту.
— Неужели меня так сильно шарахнули? — подумала девушка, — Что я даже не заметила, как они сорвали с меня одежду и связали! Умеют бить, гады!
Но было еще что-то. На какую-то долю секунды сознание вернулось к ней, но потом что-то кольнуло в область шеи, и снова темнота.
Противно звякнула шейная цепь. Тина замерла. Но цепь продолжала тихо