Дневник Ильи Михайловича Тарского, или Заметки на полях

ее просто пожурят и этим все, как всегда, закончится, он позвал ее к себе в кабинет.

— Встань здесь, — пальцем он указал на место перед своим креслом.

В глазах домработницы мелькнуло удивление.

— Скажи, ты довольна работой у меня?

— Да.

— Зарплата устраивает?

— Да.

— Я плохо к тебе отношусь, неуважительной с тобой обращаюсь, нарушаю какие-либо наши с тобой договоренности?

— Ну что Вы, нет. Все хорошо, спасибо.

— Так почему же ты позволяешь себе неуважительное отношение ко мне?

Немой вопрос в глазах...

— Я Вас не понимаю?

— А постоянно опаздывать, срывать мне все планы на день, заставлять ждать — это, по-твоему, уважение? То у тебя автобус, то электричка, то еще миллион причин. Все, мое терпение лопнуло. Слов ты не понимаешь, доброту мою не ценишь. Решай — или я тебя сейчас наказываю, как считаю нужным, или я тебя выгоняю.

Смятение, недоумение, растерянность. Тяжело повисшее молчание. Затем с трудом выдавленное:

— Наказывайте.

— Ну, что ж, сама выбрала. На колени!

— Что?

— На колени становись живо и не зли меня!

Затравленно глядя на хозяина, покорно встала на колени. Он взял ее левой рукой за волосы, с силой оттягивая голову назад. Правой рукой стал наносить пощечины. Сначала несильно, потом все увеличивая силу удара. Ее голова стала мотаться из стороны в сторону, из глаз молча текли слезы. Было больно и обидно. При каждом ударе он ей говорил: «Это за опоздания, это за неуважение, это за то, что доброту не помнишь». Все это говорилось без злобы, без раздражения. И поэтому казалось ей еще более страшным. Не выпуская ее волос из руки, он спросил:

— Ты все поняла?

— Да, да, да...

— Как следует запомнила?

— Дааа...

— Ну, смотри, на этот раз ограничусь. В следующий буду пороть кнутом. Ты у меня кнуты, плети, ремни в шкафу видела?

— Дааа...

— Знаешь, зачем они?

— Догадываюсь.

— Так вот, у тебя есть шанс с ними познакомится.

— Пожалуйста, не надо.

— От тебя зависит. Все поняла? Точно?

— Я поняла, я правда больше не буду.

— Ладно, благодари за науку и целуй руку.

Мокрые от слез, трясущиеся губы неумело ткнулись в его руку.

— Спасибо Вам.

— Все, иди, работай.

Прошло полгода. Она не только перестала опаздывать, но стала приходить раньше и ждать за дверью назначенного времени. Но потом опять опоздала. Он промолчал, сделал вид, что не заметил. Следующее опоздание было на двадцать минут. Он ждал ее в машине у метро, чтобы отвезти убирать загородный дом. Самой ей туда было неудобно добираться и неоправданно долго. Влетев в его машину, испуганно уставилась на него, пытаясь объяснить, почему опоздала опять. Он не стал слушать. Сидя за рулем, больно взял ее за подбородок.

— Нет времени тебя наказывать сейчас. И без того опаздываем. В следующий раз.

— Ну, поняла, поняла, простите.

Следующий раз наступил через неделю.

— Все, милая, слова закончились.

— Нет, пожалуйста, простите.

— Раздевайся.

— Что? Как раздеваться?

— Как раздеваться? Догола, конечно. Пороть тебя буду. Или пошла вон. Совсем.

— Я не могу раздеваться, ну,