что всё идет своим чередом, все случится и мне понравится. Иногда он задумчив и даже невесел, выходя от отца, но в ответ на мои тревожные взгляды и осторожные расспросы он посмеивается и разуверяет в плохом. — О свадьбе у нас договариваются мужчины, твое дело — быть самой красивой и верить мне! Ты веришь? Я верю! И продолжаю убеждать в том же маму в частых телефонных и скайповых разговорах. Она скучает, а мы собираемся гостить тут все лето, не торопясь на прохладную Родину.
Я прилежно учу язык: он сложный, не похож на европейские. Дело продвигается небыстро, простейшие фразы я заучила, остальное — пока на уровне лексики. Мы много ездим с Омаром по городу, он красивый, белый. Где ж мне ещё демонстрировать новую одежду, стильно повязанные шарфы, тюрбаны, тончайшие платки? На меня оглядываются на улицах — европейцев здесь мало. Народ ведет себя скромно, в обнимку никто не ходит, ну да это я знала и раньше. — Посмотри, российское посольст-во, — как-то махнул рукой жених на красивый особняк за оградой с охраной. Я не обра-тила внимания, ведь у меня будет двойное гражданство, тогда и обращусь, если что.
День свадьбы, по словам Омара, приближался; я выучила слова, которыми отвечу на вопросы священнослужителя, скрепляющего наш брак. И хотя никто из родителей жениха почти не говорит со мной, ограничиваясь парой вежливых фраз в день, жених уверил меня, что все в полном порядке и велел положиться на него. О приглашении моей мамы и речи не шло: вернувшись, все отпразднуем дома, по-нашему пышно и весело.
Омар вздрогнул подо мной, выгнулся, сдавив мои груди пальцами. Я радостно улыбнулась и нагнулась поцеловать его. Перестав дрожать, он ответил на поцелуй и втянул в рот мой язык. Всем телом я ощущала, как медленно расслабляются его недавно напряженные мышцы. Я приподняла голову; он лежал подо мной такой непривычно серьёзный и внимательно смотрел на меня без улыбки. — Скоро я перестану быть твоей невестой, и ты разлюбишь меня, как «старую» жену? Не сразу он улыбнулся, как мне показалось — через силу и, ничего не ответил. Мы перевернулись на бок, и он вышел из меня; наши соки, смешавшись, в очередной раз залили постель. Мы молча смотрели друг на друга, пока не заснули, обнявшись.
Болезнь.
В полусне я едва слышу какое-то движение рядом с собой, шёпоты, звуки, прикосновения. У меня не получается открыть глаз, веки тяжелые, будто свинцовые, головы также не поднять, не отрывается от подушки. Почти ничего не вижу, все расплывается перед чуть приоткрытыми глазами. Кто-то ходит, стоит или сидит рядом. Мне что-то говорят и берут за руку, но я не понимаю ни слова. Кажется, это по-английски, но у меня совершенно не открывается рот с распухшим языком. Я опять проваливаюсь в полузабытьё.
Я болею — это мне объяснили по-английски, когда я в очередной раз вынырнула из полудрёмы. Местная лихорадка с температурой и упадком сил. Меня лечат. Маленькая азиатка, вроде бы