и жалко было. Катя, а тебе? Я хоть и видел, но предпочел бы услышать от тебя.
— Очень, — девушка хитро прищурилась. — Обожаю наказывать этих малолетних сучек! И совсем мне ее жалко не было. Пусть привыкает к дисциплине! Чем чаще и сильней пороть — тем лучше они слушаются. Павел Борисович, или мне нельзя так говорить про вашу знакомую? — Катя снова лукаво усмехнулась.
— Да нет, почему же... наверное можно. Вот не привык я такие вещи обсуждать столь откровенно. Вот послушайте, может мы все же зря это делаем? Может хотя бы не так?
— Боюсь, дорогой коллега, что у вас нет выбора. Все, что вы можете — это отказаться участвовать в подобном сами, тогда мы будем делать это без вас. Я мне будет жаль уезжать отсюда, так и не найдя достойного преемника. Но это все, что вы можете. Девушек будут наказывать и дальше, это от вас не зависит.
— Говорю же, нет! Я иногда сам себя ненавижу, вот никогда со мной такого не было, а здесь вдруг появилось. Но как бы я там себя не ненавидел, но ни за что не соглашусь отсюда уехать.
— Дорогой друг, я надеюсь вы позволите так себя называть. Дорогой друг, я рад и огорчен одновременно. Я рад, что вы остались довольны, но я безмерно опечален, что вы смогли разыскать в случившемся нечто дурное. Разве зад этой девочки был недостаточно упругий, разве шлепок по нему выходил недостаточно звонко, разве считала она недостаточно покорно и разве ее голос дрожал недостаточно беззащитно? И если все это действительно было именно так, то что же дурного мы можем усмотреть в случившемся?
— Но девочка! Ведь ей-то было плохо!
— Не преувеличивайте. Ее всего-то нужно приучить к дисциплине, а потом вы меня еще поблагодарите. Да-да, не сомневайтесь! В конце концов ее никто не связывал и насильно с нее никто ничего не стаскивал. Но напротив, я видел, что все они разделись добровольно! И свой юный зад она тоже сама выпятила!
— Ах, не знаю, вы меня совсем с ума свели! Но зачем она это делала? Я еще могу понять, зачем они все разделись до трусов, это еще можно как-то понять и как-то объяснить! Но объясните же мне, ради всего святого, зачем они делали все остальное?!!
— В обучении рабынь, мы их так между собой называем и, с вашего позволения я буду далее использовать именно этот термин, так вот в обучении рабынь крайне важна постепенность, Павел. Никто им не говорит, когда они сюда приезжают, что тут их собираются бить по голой заднице, всем на потеху. Нет, вначале их учат всего-то раздеваться перед врачебной комиссией и предлагать свою грудь для осмотра. Все довольно невинно, знаете. Потом появляются какие-то наказания, но более простые. И так постепенно, шаг за шагом, получается то, что вы видели.
— Хорошо, предположим. Если они это делают добровольно — полагаю это снимает с меня ответственность.