Вечер. Синие чернила. Часть 3

неё в душе беда,

И отдавать без боли другу,

Когда до боли голодна!

Пойми. Она не станет прежней,

И все мосточки сожжены,

Когда всю ночь то — зло, то — нежно

Спускали вглубь твоей жены!

Восторг утех любви по кругу

Вернёт жену под них рабой,

А память семерых, супругу

Как будто разведёт с тобой.

И станет страстное томленье

Отдаться множеству мужчин

Толкать на поиск продолженья,

Измен всё новых, без причин.

Супруге до смешного мало

Троих уже сегодня днём!

И то, что с нею ночью стало,

Ни ты, ни я — в ней не свернём!

Там, у реки, ещё вначале,

Под звёздным небом, на траве,

Ей матку спермой накачали,

А это «клинит» в голове!

Поверишь? Злого не желаю,

Уж так сложилось, так срослось!

Все ощущенья помню, знаю,

И мне сей путь пройти пришлось!

В ней ощущенье; матка — мячик

Внутри. Всё чешется, зудит,

Так, что одно в мозгу маячит:

Кто эту пытку прекратит!

Сильней стыда или смущенья

Стремленье утолить сполна

Весь мир затмившее томленье,

Нахлынувшее, как волна.

Так будет повторяться снова,

С тобой, а бросишь — без тебя,

Чтоб ощутить в себе любого,

Из крепких пенисом ребят.

Что пожалели, и воткнули,

И разложили на скамье.

По кругу бабу крутанули,

Пока она горит в огне,

Не осуждай свою супругу.

Теперь она совсем не та,

Оставь её на сутки другу,

И не пеняй на ворота

На месте узенькой калитки,

Пробившей девственный забор,

Теперь свой груз везут телеги,

Проигран будет с блядством спор!

А, коль любовью окрутили

Так, что готов махнуть рукой

На всех, кто с ней сегодня были,

И снова будут в день другой,

То должен знать: она остынет,

Поест, немного отдохнёт,

И, вновь припрёт, и вновь нахлынет

Безумной похотью пихнёт

Под футболиста, тракториста,

Соседа, слесаря, иль пса,

Пока дурашка не смирится,

Отдавшись всем, вплоть до отца!

Поверь, ей лучшая награда —

Твоя любовь в кругу других!

Поверь, и я так Вовке рада,

Что мир — минута на двоих!

Ты, не стыдись, в том жизни проза!

Поверь, тебя супруга ждёт!

Вот брат мой кончит — нет вопроса!

Он очерёдь тебе займёт!

Нет, попрошу у нашей примы

Тебе без очереди дать!

Ну, хочешь спариться с любимой,

И кончить в новенькую блядь?

Пока совсем не растянули,

Мой Вовка и его отец,

Хотя, той ночью, ей впихнули

И в десять дюймов «огурец»!

Ну, я пошла. Там — пересменок,

Решил любить — не уходи,

А то — лишишься сладких «пенок»,

Ведь только «прорубь» впереди!

Вновь тишина на поле срама.

Открыто банное окно.

Галине не понятна драма,

Ведь в ней все мысли про одно...

Вдруг, средь смешливости мужицкой,

Расслышал слабое: «пускай»,

И снова скрипы половицы,

И самки возглас «Ах!» иль «Ай!»

Вернулась. Значимость хозяйки.

Взгляд превосходства, свысока.

Крива усмешка без утайки,

Жест: в повелении — рука.

— Идём, она тебя просила

Не мешкать, и прийти скорей,

Пока Володька с новой силой

Не побывал сегодня в ней!

— Всем — перекур! Муж всунет дуло!

С усмешкой, после, для меня:

— Супруга к бляди в круг воткнула.

Любитесь, хоть в теченье дня!

Сквозь строй ухмылок и усмешек

Взошёл к жене, на эшафот,

К измученной бардовой, нежной,

И словно пламень взглядом шлёт:

«Прости, — мне шепчет дорогая —

Я не сдержалась, не смогла,

Во мне волна растёт такая,

Чтоб всем и каждому дала!

Я не могу остановиться,

Всё время хочется ещё,

До безразличья, с кем сшибиться,

И здесь желанье не при чём!

Мне, видно, с чаем что-то дали,

Я только чашку допила,

И мысли так защекотали,

Что, как безумная была!

Ведь я сама их попросила,

Чтоб облегченье испытать,

Но необузданная сила

Изнеможеньем, просит дать.

И всё по кругу. Снова,