Извините, но понятие «советская мафия» представляется мне недоразумением. Ваша мафия — это газетная сенсация, щекотка для нервов обывателя. Или миф, которым можно объяснить любые неприятности, что-то вроде «злого духа» у наших патриархальных индейцев. За мафией на моей родине числится немало грехов, действительных и мнимых, но уверен, что никому никогда не пришло бы в голову списывать на нее отсутствие мяса в магазинах. Для таких целей у нас используют «злого духа».
Берусь утверждать, что тот, кто не бывал у нас в Колумбии, понятия не имеет о том, что такое мафия. Если в городах власти еще как-то поддерживают видимость законности, то в глухих селах мафия имеет, по меньшей мере, твердую ничью. В таких местностях для юношей и подростков не участвовать в мафии — все равно как для ваших детей не ходить в начальную школу. Может быть, ваша мафия когда-нибудь и дорастет до колумбийской, но пока позвольте мне не принимать ее всерьез.
Я завел этот разговор вовсе не для того, чтобы вас расстроить. У русских вообще есть печальное свойство надолго застревать на неприятных сторонах жизни. Когда-нибудь это вас погубит. Черт с ней, с мафией, ведь есть еще солнце и любовь. Но русские как сядут на свою мифическую мафию, так и не слезут с нее до тех пор, пока не доведут себя до тяжелой депрессии. Может быть оттого, что у вас так мало солнца... Но я колумбиец и собираюсь рассказать про солнце, любовь и кровь.
Я родился в горной колумбийской деревне и, как все, в юности участвовал в банде. Нас было человек десять, и народ, откровенно говоря, подобрался гнилой. Конечно, христианские святые в банду, как правило, не записываются, но своеобразное мужественное благородство не такая уж редкость среди бандитов. Наш же вожак был отвратительно мелко расчетлив, как русская проститутка, и жесток, как индеец. Людей он подобрал себе под стать. Только неопытность и невежество удерживало меня от того, чтобы уйти или перерезать ему ночью глотку. К счастью, я имел достаточно мужества, чтобы не сделаться «шестеркой», потому что мальчикам для битья в таких бандах приходится хуже, чем где-либо. Эту роль у нас исполнял паренек по имени Педро. Как обычно, худшим угнетателем оказался тот, кто в иерархии стоял лишь на полступеньки выше. Этого мерзавца звали Пабло.
Я, конечно, не собираюсь давать вам отчет о нашей деятельности. По совести говоря, срок давности за некоторые грехи не истек до сих пор. Скажу лишь, что в нашей работе не было ничего романтичного. Мы до изнеможения ходили пешком с тяжелыми грузами, а для отдыха на день-два задерживались в одном маленьком селенье.
Здесь у нас было то, что русские называют «малиной». Село это я до сих пор воспринимаю как оскорбление благородному солнечному духу Латинской Америки. Что может быть ближе сердцу латиноамериканца, чем католическая вера с ее пышной обрядностью, пылкой набожностью и дарами пречистой деве? А в этом селенье, не знаю уж