Холостяк

Как бегут года! Вспоминаю Алену. Так хорошо ее помню, будто разошлись прошлым летом. Когда я познакомился с ней, ей было ровно восемнадцать. Мы прожили вместе два года. Получается, что ее нет со мной уже около трех лет!

Алена! Часто вспоминая подробности наших встреч, я продолжал удивляться — как могла она отдаваться мне так самозабвенно и восторженно, не любя? В течение двух лет она стремилась ко мне, сама звонила мне, когда у нее выдавался свободный вечер. Все свободное время мы проводили вместе и большую его часть в постели. Как раскованно и сладострастно она удовлетворяла мои причудливые желания. Рассудочность в такие дни таяла в моей голове, как воск на огне, и ее зовущая слабость, разнеженная покорность будили во мне зверя. Я брал ее истово, и приходил в восторг от ее томных постанываний, от сознания, что ей хорошо со мной.

«Я не люблю тебя. Зачем продолжать?» — сказала она спустя два года нашей совместной жизни. Оскорбленное самолюбие бросило мне кровь в голову: «Ну так давай расстанемся!» Странно, но на глазах у нее все же выступили слезы. Может она надеялась, что я, как прежде, начну убеждать ее в своей любви. Глаза ее набухли от слез, она сняла с пальца подаренное мною золотое колечко. И мы разошлись в разные стороны.

В суете будней, среди житейских забот не замечаешь времени... Ум, физические силы направлены к достижению различных целей. Но так хитро устроен мозг, что эту боль — боль одиночества — он может обнажить в сердце в любую минуту. Бывает, едешь в трамвае, сидишь у окошка, разглядываешь прохожих и вдруг...

Алена! Неужели я не увижу тебя среди прохожих! Ведь мы живем в одном городе. Ну, и что бы я ей сказал? Я бы... я бы заглянул в глаза: Алена, будь снова моей. Ты мне нужна! Ведь тебе было так хорошо со мной!

И услужливая память начинает прокручивать сцены словно виденные мною когда-то в кино — в цвете, с голосами. Вот летний день и двое молодых людей едут в автобусе на окраину города. Люди потеют, у Алены на лбу капельки пота. Я держусь за поручень, она держится за мою руку. Солнце печет сквозь окна, люди героически изнемогают и тошнотворный запах людской скученности плотной массой висит в воздухе. Мы едем на пустую квартиру, чтобы заниматься любовью. Я украдкой гляжу на Алену — капельки пота стекают со лба на виски, блузка от тяжелого дыхания вздымается порывисто — и странно, вместо отвращения я испытываю вожделение и ощущаю, как в плавках забился упругой силой мой дружок.

Вот мы входим в квартиру. Снимаем туфли. Прохлада, полумрак. Алена в коридоре у зеркала поправляет волосы. Я подошел сзади, плотно прижался к ее крутым ягодицам, впился губами в шею. Руки мои, преодолевая ее слабое сопротивление, залезли под юбку и стали стремительно снимать трусики. «Ну, если ты так хочешь...» — тихо прошептала она и, упершись руками в стену, податливо расставила ноги.