Телефон резким звуком разрывает ночную тишину. Я знал, что это ты. Никто другой не может позвонить вот так, среди ночи, когда все спят и видят сладкие сны. Некоторые не испытывают в этом необходимости, другие идут на поводу у приличий, третьи просто не хотят тревожить сон тех, кто им близок. Ты — ни то, ни другое, ни третье. Тебе действительно это нужно, ты знаешь, что между нами с тобой приличия — это нелепая и никогда не соблюдаемая условность. И ты знаешь, что я не обижусь на тебя, даже если ты прервала мой сон.
Я знаю, что сейчас будет. Я сниму трубку. Твой голос, как всегда в таких случаях, немного виноватый, скажет:
Здравствуй. Это я.
Ты никогда не представляешься. Но это и не нужно: я ни с кем не смогу тебя перепутать, даже если у тебя почему-либо изменится голос. Только у тебя я слышу эту непередаваемую интонацию: смесь резкости, подавленности и вины, и еще того, что ты — моя подруга.
— Привет, — скажу я тебе.
Ты немного подождешь, прежде чем произнести фразу, которую тебе так неудобно говорить, но которую я так жду:
— Мне очень нужно тебя видеть. Прямо сейчас.
Тебе мучительно больно знать, что из-за тебя я снова буду не спать всю ночь, но тебе так это нужно. На самом деле это нужно и мне, хотя в это трудно поверить. Но я не могу жить без этих ночей: откровенных, бесстыдных, жадно поглощающих нас целиком.
Трудно поверить в то, что ничего физического между нами нет и никогда не было. Наше общение — чисто духовное. Но если бы только кто-нибудь мог знать, насколько интимно то, что происходит между нами. Никто и никогда не был мне так близок, как ты: даже тот, с кем я делю. С ней я лишь чуть-чуть приоткрываю краешек своей души: без этого наша любовь превратилась бы в животную случку. С другими, до неё, не было и этого. У меня никогда не возникало желания обнажать свою душу на людях полностью. Наверное, это обусловлено нашей моралью. Но те же самые люди, которые каких-то пару часов назад выделывали вещи, которых не увидишь в самом жестоком порно, которые спокойно посещают нудистские пляжи и фотографируются в обнаженном виде, — эти же самые люди гневно возмутятся при одной мысли о том, чтобы обнажить перед кем-то свою душу. «Это же неприлично!» — подумают они. Возможно, они правы. С точки зрения нашей морали это действительно неприлично, и человек, который в силу каких-то причин должен сообщить другим о себе что-то очень личное, чувствует себя как начинающий эксгибиционист. Я знаю это. Но точно так же, как мое тело требует слияния с другим телом, моя душа хочет слиться с другой душой, и это желание не менее сильное. Я пробовал открыть душу. Я не мог вынести такого отношения к себе, и поэтому я всегда уходил от них. Тот, кого я люблю (я действительно её люблю!),