Три серебряных колечка

откровенней, чем с матерью, а уж тем более отцом.

— Ой, бабуль, только почему это так больно? У тебя тоже, ба, больно было?

— Ириша!

— Ладно, ладно, бабулька. А он такой красивый, высокий и мне сразу ужасно понравился. И песни он хорошо поет. Но представь, ба, он был совсем-совсем неопытный, я была его первой серьезной девушкой. И мне пришлось чуть ли не самой показывать, что он должен делать.

— Боже, Ирина, откуда ты-то все узнала?

— Бабуля, да я же еще с восьмого класса перетаскала и поперечитала с девчонками все книги по сексологии из отцовской библиотеки. Папа у меня читает лекции по сексологии, а хоть бы раз поговорил на эту тему с собственной дочкой. Разве это справедливо? Вот и по телевизору говорят о необходимости сексуального воспитания. А меня кто воспитывал?

— А кто нас, по твоему, воспитывал?

— Бабуль, вы жили в старое время. А сейчас совсем все другое. В ваше время не было ни телевизора, ни космоса, ни компьютеров.

— Но девушки и юноши, извини, были и в наше время.

— Все равно у вас все было по-другому.

— Увы, Ириша, наша любовь была под грохот взрывов и раскаты военного грома.

— Ой, бабулечка, я все знаю, знаю твою романтическую историю. И у вас было хорошо. Но и у нас тоже должно быть хорошо. Ведь серебряное колечко должно принести счастье, не так ли?

— Дай бог, дай бог. Я лично тебе его желаю от всей души. Но скажи, ты его любишь?

— Ой, бабулечка, не знаю. Но он мне ужасно нравится. Если б ты посмотрела, как он исполняет песни под гитару. И потом он вообще душка.

— Боже, до чего ты легкомысленная, Иришка.

Иришка бросилась к ней на диван, и они покатились по нему, как два расшалившихся ребенка. Когда они отдышались, она намекнула.

— Ирина, а ты знаешь, что от этого у девушек может быть?

— Бабулечка, прекрасно знаю. Я ему сама презерватив надела.

«Да, только и смогла она вымолвить про себя, действительно, другое время».

Весь день прошел в хлопотах к предстоящей вечерней встрече, которой решено было придать вид маленького семейного торжества...

Наконец, раздался звонок, и Ирина буквально за руку втащила отчаянно упирающегося и безумно стесняющегося красивого и крупного юношу в курсантской форме с погончиками.

Потом они сидели за празднично украшенным столом. Сиял хрусталь, мессенский фарфор давал на все спокойное голубое сияние, домашняя настойка завершала атмосферу домашней праздничности. Во главе стола сидела «царица бала», ее бесенок — Иринка. По правую руку сидел Олег, все еще не пришедший в себя окончательно, по левую руку — мать.

— Дочка, дорогие мои, Олег, — начал, пожалуй, слишком уж с торжественной ноты Петр Семенович, подняв первый бокал, — мы собрались на не совсем обычное торжество. По крайней мере, прецеденты мне не известны. И даже я, занимаясь вопросами сексологии много лет, право, стою в затруднении перед тем, как назвать наш маленький семейный праздник...

— Папочка, назови его «проводы девственности», — тут