Домогильный поезд

что считают нужным. Если захотят присоединиться к нему, он через Тима передаст адрес.

В тот же вечер Джон уехал.

В Сан-Франциско он снял комнатку в районе Хэйт, где в это время тусовалась вся неприкаянная богема Калифорнии, и написал письмо Тиму с адресом, но без всякой надежды — так, для очистки совести. Поэтому был приятно удивлён, когда буквально через неделю все трое — Тим, Дик и Харви — объявились у него на пороге, и Тим, как самый старший по возрасту, как ни в чём не бывало спросил: «Ну что, парень, где репетировать будем?»

За неделю они окончательно переехали, перевезли инструменты, сняли старое бунгало на побережье и с удвоенным рвением принялись репетировать. Заодно они старались не пропускать ни одного концерта в городе — а в те времена группы давали концерты чуть ли не каждый день.

Они оттачивали своё мастерство. Их заметили. Их стали приглашать в большие концертные залы. Они смогли записать альбом. У них появились поклонники. Особенно их полюбили сан-францисские диджеи за то, что они — единственные из всех музыкантов — поддержали их забастовку в январе следующего года.

А Джон писал новые песни. И как-то ночью, вспомнив в очередной раз картину аварии, он написал «Домогильный поезд» — рвущий душу блюз о смерти и о горе. И в тот момент, когда он подбирал к стихам мелодию, ему показалось, что гитара вздрогнула и потеплела в руках — будто в ней вдруг проснулось что-то живое. И снова в пустой тёмной комнате он услышал знакомые слова: «Мне не больно, Джонни... мне хорошо...»

И это был первый раз, когда он улыбнулся своей прежней улыбкой — смущённой, неловкой, но такой милой, что Келли однажды призналась ему, что влюбилась в него только из-за улыбки. После её смерти он даже улыбаться стал по-другому.

С тех пор его гитара всегда была тёплой. И Джон чувствовал её на каждом концерте, на каждой репетиции. Он знал, что это — не просто гитара. Мысленно он обращался к ней по имени: «Келли... «И она ему отвечала.

А про Лоудай, откуда так и не смогла уехать его любимая, он тоже написал песню. И про Вьетнам, куда должен был попасть, но не попал. И его песни распевала вся молодёжь на антивоенных и антиниксоновских демонстрациях. И выкрикивала в лицо осатаневшим полицейским, тащивших студентов в участки: «Не моё! Ни за что я не стану солдатом...»