Рыдания стали еще громче, и я уткнулась носом в Оливера грудь. Такую широкую, такую безопасную. Я тряслась у него на груди, всхлипывая и размазывая по лицу остатки туши. Скоро у Оливера намокла рубашка, кое-где остались черные пятна. Он пытался выбить из меня ответ, но я ничего не могла сказать. Наконец, Оли понял, что это бесполезно, прижал меня сильнее, и стал поглаживать по спине.
— Все хорошо, слышишь? Все хорошо, моя дорогая. Ты такая красивая, тебе не идут слезы...
Он говорил нежно, ласково и тихо со мной. Как с обиженным ребенком, пытаясь его успокоить. Под мерный темп его голоса, я успокоилась. По крайней мере, перестала трястись. Просто всхлипывала носом.
Он слегка отодвинул меня и посмотрел в мое лицо:
— Вот видишь... Тушь потекла, — он с нежностью провел ладонью по моей щеке, убирая черные мокрые дорожки. — Теперь пойдем на кухню, я сделаю тебе горячий шоколад, и ты успокоишься, хорошо? — он взял меня за руку и поднял. — Пойдем.
Я только молча кивнула. А Оливер сильнее сжал мою ладонь в своей руке.
• • •
Ароматный дымок вился над кружкой. Сизые струйки дыма вились в плавном танце, переплетаясь, уносясь ввысь. Словно пара влюбленных в чарующих движениях взаимопонимания и нежности.
Оливер сидел напротив и встревоженно смотрел на меня. Я, потупив глаза, дрожащей рукой взяла кружку и поднесла ко рту. Зубы тихо клацнули по каемке. Жадными, быстрыми глотками я выпила половину, пытаясь успокоиться. Сердцебиение удалось снизить, но руки продолжали быть мягкими, как будто из ваты, и подрагивающими.
— Не смотри на меня так, пожалуйста, — не выдержав паузы, произнесла я.
— Ты мне лучше объясни, что случилось?
— Я не могу тебе этого сказать, — с глубоким вздохом ответила я, сдерживая снова подступившие слезы.
— Элизабет, ты можешь мне довериться. Даже если это какая-то страшная тайна. Я пойму тебя и поддержу.
Я молчала. Что я могла ему сказать? Что меня изнасиловали? Или что мне понравилось то, что надо мной делали? Или мне нравилось делать минет, человеку, который унижал меня?
От стыда я готова была провалиться под землю. Слезы тихо капали на столешницу, в горле застрял комок. Все не так. Не правильно. Должно быть не так. Через шум в ушах, я услышала чей-то голос, и со страхом поняла, что это мой собственный:
— Меня... Меня... изнасиловали...
— ЧТО?! — На лице у Оливера отобразилась ярость. Он с грохотом опрокинул стул, на котором сидел, подскочил ко мне, схватил за плечи и начал трясти, как тряпичную куклу:
— Кто? Кто это сделал?! — он чуть ли не орал.
Вместо ответа он получил еще порцию слез и рыдания. Я не могла остановиться, слова проглатывались на полуслове, но я кое-как выдавила:
— Стив...
— Кто такой Стив? — Оливер перестал меня трясти, успокоился сам, и смотрел теперь мне в глаза спокойным взглядом. Я подняла голову — в этот момент его зрачки расширились почти до радужки, а потом резко сузились до крошечной точки. Черные глаза с отливом багрового цвета...